Дежурка окончательно вернулась в свое прежнее состояние. Из-за спины шумно выдохнул Шкловский. К такому его судьба, видимо, не готовила.

По дороге обратно к коммуналке мы таки заглянули за шавермой в кафе через дорогу от метро «Лиговский проспект». Торопиться некуда, как говорили в армии, вся ночь впереди.

Я купил себе двойную в сырном лаваше. Шкловский ограничился большим бокалом латте.

Мы уселись за столиком у окна. Я рассеянно жевал, разглядывая веселых ряженых, кружащихся через дорогу на перекрестке. Стайка молодых людей окружила хороводом прохожих, пела песни, разбрасывала конфетти. Вели они себя как пьяные, хотя, возможно, таковыми и являлись.

– Давно вы работаете в Клубе? – неожиданно спросил Шкловский.

Я неопределенно пожал плечами.

– Со школы. Меня папа приводил. Сначала просто так, посидеть с ним на дежурствах, потом стал давать мелкие поручения, потом предложил работать уже за деньги. Тогда с этим просто было. Пятнадцатилетнему шкету платили наличкой, никаких трудовых, отчетов, налогов. Отвечаешь на звонки по стационарному телефону два часа – получи червонец. Папа с друзьями в это время в нарды рубились в дежурке. Красота, а не работа.

– А вампиром когда стали?

Тут уже я знал дату, время и место без всяких оговорок.

– Семнадцать лет назад. Почти в полночь, на Новый год.

– Папа инициировал?

В точной догадке Шкловского не было ничего плохого, но я почему-то слегка разозлился.

– Кто же еще… Маму в глаза не видел с рождения. Только с папой вдвоем всю жизнь. А однажды написал в открытке деду Морозу, что тоже хочу стать… вампиром… Вообще-то, папа называл таких, как он, удильщиками. Мол, их задача забрасывать крючки в Изнанку и вытаскивать разное. Официальная должность звучит так: «мастер по улову». Папа был старшим мастером, очень умелым. Когда, например, появлялся разрыв, он приезжал первым и успевал наловить из Изнанки кучу разных мелких предметов, безобидных тварей, а то и эмоций. Эмоции в Изнанке – как натуральный кофе. Вкусные безумно… Так вот, я написал открытку, положил под елку. А мне тогда четырнадцать было. Понятно, что я не верил в Деда Мороза. Это такой жирный намек папе. А он прочитал, почесал в затылке, ну и… – Поняв, что бормочу себе под нос, все еще пялясь в окно, я откусил от шавермы и спросил тоже: – А вас как к нам занесло? Зачем вы здесь?

Теперь уже Шкловский неопределенно пожал плечами. Трубочку для латте он придерживал двумя тонкими пальцами, торчащими из-под повязки. Пальцы были как будто женские, но я решил Шкловского пока не огорчать.

– Все как в тумане, – сказал он. – Хоть режьте. Помню, что мне было лет тридцать пять и я служил в армии. Потом обрывки воспоминаний, форменная каша, калейдоскоп картинок. На этих картинках люди, имен которых я не помню. Потом очнулся в сауне у площади Победы, на огромной кровати сегодня утром в семь. С дамой одной.

– Проституткой?

Шкловский заметно и стремительно покраснел.

– Не уверен, поэтому давайте не будем порочить, это самое… В общем, оделся, вышел на улицу. В памяти дыра. Нашел в кармане пальто паспорт и бумажник. Год рождения черт знает какой давности, как будто мне уже под восемьдесят. Две купюры, еще советские, с Лениным. Где живу, что делаю – не знаю. Сунулся по прописке в паспорте, это кирпичная пятиэтажка на Новочеркасской. Постучал в дверь, мне открыла девушка какая-то лет двадцати. Говорит, кто вы, я вас не знаю, ну я и не настаивал. Спустился, значит, – у подъезда дома стоит фиолетовый «Хендай», а в нем ваш Антон Ильич. Вышел, пожал мне руку. Говорит, работал я у вас много лет назад, потом пропал.