Зимние караваны были отчаянным, на грани безнадежности, предприятием. Восемь лет назад дом Кортан снарядил один такой – с десятью фургонами под началом опытного вожатого. Когда повозки, коней, товары и самого караванщика поглотил снежный буран, Кортаны распродали остатки имущества и ушли наниматься на службу к другим купцам. Их дом пал.

Но с караванщиком-инлиском, северными лошадками и средствами немногих избранных союзников-вкладчиков Лефты способны были удачно провернуть дельце, на котором запнулись Кортаны. Пряности, шелк, квасцы и лекарственные травы прибудут за месяцы до товара конкурентов. Семья сможет распоряжаться годовыми контрактами, развезти уже лежащие на складе товары и получить достаточно чистой прибыли, чтобы закрыть долги и вдобавок обеспечить вложения на следующий год.

И да, им приходилось тщательно выбирать, чьи средства привлекать себе в помощь. Дядя Роббсон хотел пригласить Окасо Дюрраля, но отец отказал ему. Мать настаивала на встрече с Берис а Лорья, и дядя Роббсон в лицо назвал ее идиоткой. Никто не берет денег у священников и знати в надежде оказаться с прибытком.

Когда, наконец распрощавшись, мать в плаще с капюшоном выскользнула из дома в утренний мрак, план был составлен только наполовину. Однако дядя Роббсон с отцом четко держали в уме предстоящие задачи и встречи. Этапы пути были намечены, установлены временные рамки. Сроки, когда необходимо собрать деньги, когда матери и ее поверенным в Дальнем Кетиле отправят заказы, и когда должен будет прибыть караван.

Среди этих дат и заданий имелся момент, когда Гаррету следовало предстать перед маленьким семейным алтарем в присутствии свидетеля-северянина, а нанятому дядей священнику было поручено соединить жизнь Гаррета и Ирит, дочери Сау, узами брака. Это было столь же весомо, как размещение закладной или уплата отчислений в гильдию лодочников. На повестке стоял деловой вопрос.

– Тебе придется с ней спать, – сказал Вэшш. – Сам понимаешь. Им нужны будут дети.

– Я знаю, – сказал Гаррет.

Вэшш появился на свет годом позже Гаррета, но порой казался гораздо моложе. У него были материнские глаза и скулы дяди Роббсона, и даже плечами он пожимал как мать.

– Думаешь, сумеешь выдержать?

– Что?

– Все твои дети будут наполовину инлисками. Выглядеть будут как Сэррия.

Гаррет бросил взгляд на дверь. Они сидели в малом зале. Никого не было слышно, но Сэррия – домоправительница и глава над прислугой – умела ступать тихонько, когда ей хотелось.

– Сэррия не полуинлиска.

– Она частично инлиска, – сказал Вэшш.

– Меньше, чем наполовину. На треть.

Вэшш сморщил нос.

– По-моему, там считается немного не так.

– Не знаю я, кто она, и мне все равно. Она – прислуга. А это… это Дом Лефт. Это наша семья. Ныне. И вовеки. Мы больше не будем ханчами.

– Перестанем быть, – подтвердил Вэшш.

– Я в этом особой беды не вижу, – сказал Гаррет. – Лично я. А вот другие не одобрят. И будут глядеть на нас сверху вниз.

– А подумай, каково ей. Породниться с семьей городских задохликов вроде нас. Мы даже коз сами не доим.

Должно быть, выражение лица Гаррета подсказало брату, что черта пройдена, потому что Вэшш примирительно вскинул руки. Что отразилось на его лице, Гаррет не разобрал. Возможно, жалость.

– Мы делаем то, что должны ради дела, – проговорил он.

– То, что должны, – эхом отозвался его брат.

– А поэтому… – Гаррет не знал, что еще сказать.

Встал из-за стола и вышел. От тяжести слегка ломило плечи и скулы. Девчонке – Ирит – не разрешалось покидать дом, то же относилось к ее пожилой сопровождающей, однако когда он вошел к ней в комнату, там оказалась одна только Сэррия. Она собирала в резной каменной вазе букет цветов с широкими лепестками. Заметив вошедшего Гаррета, экономка вскинула бровь, и появилось зловещее ощущение, будто она слышала, как юноша распространялся по поводу чистоты ее крови, даже находясь этажом ниже.