Поцеловав меня в щеку, Володька пошел в прихожую. Я стояла и смотрела, как он завязывает шнурки. Потом закрыла за ним дверь и повторила:

- Все будет хорошо…

Хотелось лечь, закрыть глаза и не шевелиться. Но по опыту, пусть и небольшому, знала: как раз наоборот, надо двигаться, тогда вся дрянь быстрее выйдет. Начала с того, что сменила постельное белье. Не хватало только, чтобы оно пахло сразу двумя мужиками, каждый из которых не мой и никогда моим не был.

Сразу после того как Ник весной вышел из больницы, мама переехала к нему на Воскресенскую набережную, а мы с Ментом вернулись домой. За девятнадцать лет я успела пожить в пяти квартирах, и ни одна из них мне не нравилась, хотя к той, что в Озерках, все-таки привыкла. Наверно, и дизайнером интерьеров захотела стать потому, что мечтала об идеальной квартире или, еще лучше, доме.

После развода с Захаром мама особо не морочилась, даже мебель не поменяла, а вот у меня просто зудело все переделать. Сейчас, когда я, по сути, осталась за хозяйку, тормозило отсутствие денег. Если учишься на очном, особо с работой не разбежишься. Мама оплачивала мне съемное жилье, отец и бабушки подбрасывали денег на жизнь, но ремонт делать было не на что. Если только попросить из сэкономленного, раз больше не снимаю? Ну а пока я выбросила мерзкую тахту из своей комнаты и притащила туда диван, который, разложив, превратила в кровать.

Закинув белье в стиралку, я поняла, что выдохлась, и все-таки легла. Тут же прибежал Мент и устроился у меня на животе, сладко мурлыча. Уснуть бы – но сон не шел, только полудрем, сквозь который просачивались не самые веселые мысли.

Да ладно, совсем не веселые!

Я сказала, что ничего не помню, и в тот момент это было правдой. Но не успела закончить фразу, как в голове словно прожектор включился – вместо тех жалких вспышек, выхватывающих отдельные моменты. Невеселье заключалось в том, что секс был не просто хорош, а… очень хорош. Одна засада – это не имело ко мне ни малейшего отношения. Потому что Володька был вовсе не со мной. Только полная дура этого не поняла бы.

Лучше бы я действительно ничего не помнила.

Надо сказать, с интимом, как и со всей прочей личной жизнью, у меня складывалось, мягко говоря, не очень. Четыре мужика – и все мимо, а пятый хоть и попал в яблочко, но…

В детстве я была просто жутким крысенком. Маленькая, тощая, с жидкими косичками и скобками на зубах. Не брекетами, а именно скобками, которые надо было раз в несколько дней подтягивать специальным ключиком. И в очках, корректирующих сходящееся косоглазие. Меня дразнили, я пиналась, кусалась и царапалась. А дома плакала. Мама утешала, папа ненадолго отрывался от компьютера, говорил, что нечего обращать внимание на дураков, и нырял обратно в свои стрелялки. Хоть бы раз сказал, что я красивая… ну соврал бы, да. Хотя свой детеныш по умолчанию должен казаться самым красивым в мире. Как все-таки важно для девочки одобрение отца, чтобы она верила в себя, а не зарывалась по уши в комплексы.

К восьми годам глаз выправился, зубы тоже, да и косички как-то попышнели, но я по-прежнему считала себя страхолюдиной. Мне нравились мальчишки – один, другой, третий, но они не обращали на меня ни малейшего внимания. То ли действовала инерция, по которой меня считали пугалом, то ли выбирала не тех, но не суть. С каждой такой невзаимностью я все больше и больше убеждалась в своей непривлекательности. Мама уверяла, что я очень даже симпатичная, но это не работало.

Потом появился Захар, который разговаривал со мной только по большой необходимости. Поначалу это меня вполне устраивало, потому что и сама не рвалась с ним общаться. Но когда стала превращаться в девушку, отсутствие даже минимального интереса только подтвердило: да, я – уродина!