И если я еще думала подойти для медицинского освидельствования и подачи заявления, то теперь это решение кажется глупым. Бессмысленным.

Данте же общий любимчик, за ним не водится косяков, он умеет найти общий язык с кем угодно. Меня просто загнобят, не дадут учится ни студенты ни преподаватели… А я только кредит взяла, только учебу оплатила. Так и стою посреди улицы, думаю о том, как вообще со мной это случилось. Может потому что я в церковь с мамой не ходила? Или потому что крестик перестала носить?

А может была недостаточно жертвенной и помогающей всем этим больным детям, посты о которых мелькают в соцсети.

Вздрагиваю от оглушающего звука клаксона, который выдергивает меня из прострации.

Я тут же отхожу на пешеходную доржку и прижав к себе сумку бреду дальше и дальше. Торможу снова, понимая, что не готова ехать в автобусе и ловить косые взгляды. Тем более идти по асфальту без обуви такое себе удовольствие.

Душу жабу и все – таки заказываю такси, но сама… За свои деньги.

Таксист, с виду крупный агрессивный мужик раз за разом пытается узнать, что со мной, почему я беспрерывно реву, но меньше всего я хочу сейчас мужского внимания, мужского разговора. Кажется, сегодня я получила прививку от влечения к мужскому полу. Болезненную настолько, что до сих пор ломит тело. Поднимается температура.

В общаге я просто падаю на свою односпальную кровать, накрываясь с головой. Тело все еще бьет озноб, а на вопросы соседки просто шлю ее на три буквы. Это она виновата, да. Пыталась же остановить. Почему не настояла. Почему я поверила, что могу нравится такому, как Распутин. Могу да, но лишь затем, чтобы растоптать меня и уничтожить. За одно чертово свидание. Первое и кажется последнее в моей жизни.

— Эй, Ольховская, а сдача курсовой завтра? — толкает меня соседка. Мне хочется заорать, так меня кроет. И уснуть бы, но перед глазами его злое, насмешливое лицо. – Люба? Что случилось-то? Ты весь день лежишь…

— Марин, свали а…

— Все — таки поспорил, да? Ну я же говорила.

С каким удовольствием она это говорит… Злорадствует. Понимаю, что она всю дорогу мне завидует, но понять бы чему!

— Знаешь, что, — откидываю одеяло. – Ты меня заебала. Ты переезжаешь.

— В смысле. Ты заболела?

— Да, у меня очень заразная болезнь. Теперь со мной не то, что жить нельзя, разговаривать. Собирай свои манатки!

— Завтра соберу! Давно хотела от тебя съехать, больная истеричка! Ну а на что ты рассчитывала, что он на тебе женится?

— Пошла отсюда! — кидаю в нее подушку, и она скрывается за дверью. Подушка врезается в полотно. Секунда. Две. Три. Плохо так, что тошнит. Я сажусь на кровать, заливаясь новым потоком слез… И откуда они только берутся, кажется уже все слезные протоки высохнуть должны были.

Стук дверь заставляет вскочить. Да что ж такое!

— Я же тебе сказала! — открываю резко дверь и охаю, замечая на пороге высокого мужчину с темными волосами. Незнакомого на первый взгляд. Но стоит его сфокусировать, как понимаю, кто ко мне пожаловал. И вместо злости окутывает парализующий страх… Он пришел меня убить… За своего сына. Чтобы не рисковать.

10. Глава 5.1

— Впустите или будем на пороге общаться?

Его лицо было совершенно бесстрастно. Никакго сочувствия. Хотя я и не жду.

— С некоторых пор я не готова оставаться наедине с членами вашей семьи.

Мужчина дергает уголком рта. Смешно ему. Наверное, раз ему смешно, убивать он меня не будет?

Хочу закрыть двери, но он вставляет носок своего начищенного до блеска ботинка.

— Люба, я бы хотел извиниться за своего сына. Возможно я бы смог чем – то вам помочь? Как — то сгладить ситуацию.