– Да прямо из леса вас сюда и принесли. Вы лежали у дуба, пораженного молнией.
– Что… А где Брюммельмайер?
– Жаль бедолагу: его-то молния наповал свалила! Назавтра назначены похороны…
Я настоял, чтобы мне показали тело погибшего товарища. На обескровленной белой шее, с правой ее стороны, отчетливо виднелись две крохотные, еле заметные отметины…
– Такие следы, бывает, остаются на теле после удара молнии, – рассудил дивизионный врач.
В день похорон Брюммельмайера я поведал врачу нашу историю. Тот выслушал меня с неослабевающим, как мне казалось, вниманием – но потом взял за руку и тихо произнес:
– Послушайте, дорогой друг, сейчас вам прежде всего нужно хорошенько отдохнуть месяца полтора в спокойном санатории. Вы, судя по всему, перенесли серьезное нервное потрясение…
…Утверждают, что замок Вальнуар, не отмеченный ни на одной карте, на самом деле никогда не существовал. Но местные крестьяне в страхе округляют глаза, стоит кому-нибудь взяться их расспрашивать о нем…
Перевод с немецкого Григория Шокина
Карл Ханс Штробль
Проливая кровь
Околоченные гвоздями подошвы крушили стеклянные клинья, укрепленные мудрым кладбищенским сторожем поверх ограды. Трое юнцов, снарядившись стремянкой, одолели препятствие – их тени беспокойно метались в свете луны, игравшем на бутылочном стекле. Один из них подал руку и помог научному светилу Эвзебию Хофмайеру, страдающему от одышки мужчине в накрахмаленном парике, подняться вослед. Доктор явился при полном параде: поверх лосин и шелковых чулок надел сапоги с широкими голенищами. Теперь его худосочные икры торчали из них, будто стебельки из почвы. Эвзебий ступал, держась за руку мрачного типа. Сетуя на трусость светила тихим ворчанием, провожатый двигался по верхнему краю ограды так же спокойно, как если бы то была проселочная дорога.
Двое парней бросились с высокой стены прямо в густые заросли колючей ежевики, раскинувшей живописно вьющиеся побеги и сотнями иголок впившейся в ноги нежданных посетителей кладбища. На фоне небольшой чащи из низкорослых деревьев темнела крыша домика сторожа, а за ней – тонкий шпиль маленькой часовни, будто нанизавший на острие маленькое серебристое облачко. Над дверью хижины сторожа мерцал светильник из олова, отпугивающий злых духов и призраков; его отблески придавали теням людей дикий вид.
Но вот тени заскользили по надгробиям. Эвзебий Хофмайер двинулся через погост, шаг в шаг за своими провожатыми, ступавшими с уверенностью исконных обитателей ночи. От самых древних, полузабытых могил они перешли в ту часть, где находились куда более ухоженные захоронения, из нее – к самым свежим холмикам, где земля была пропитана недавно пролитыми слезами, а в воздухе прямо-таки улавливались отголоски чужого горя.
– Кажется, нам сюда, – прошептал доктор, касаясь ограды носком своего ботфорта. Но трое его спутников, обладавшие более точными сведениями, повели его дальше во тьму, к новому надгробию под старым немым кипарисом. Сталь лопат застучала о камень, высекая искры. Троица мужчин, налегая на черенки и упоры изо всех сил, принялась раскапывать захоронение. Доктор журил их за слишком уж громкий шум: а ну как засекут господ за неподобающим делом?
– Отличная была девчонка эта Вероника Хубер, – буркнул один из парней, глубоко вбивая полотно лопаты в мягкую почву. – Красивая и добродушная. Ее жених отправился на фронт. Мать, конечно, погибла, и из-за этого Вероника так истерзалась, что жизнь ей сделалась не мила.
Эвзебий нервно щелкнул крышкой своей серебряной табакерки. Он начал проявлять нетерпение: работа шла слишком медленно. Деревья вокруг начали недовольно шуметь, и их ветви вели себя словно черные птицы, пытающиеся заглушить свет взмахами крыльев.