— Паша, Паша, — Холера грозит своему собеседнику пальцем, — я помню наш договор, он предусматривает и мой декрет, и последующий отпуск по уходу за ребенком.
— Я же разорюсь за это время, — драматично восклицает мужик, переигрывая на самом деле.
Нет, это выше моих сил.
Я вытаскиваю из кармана телефон, строю озабоченное лицо для Снежки.
— Извини, срочный звонок…
И дезертирую с поля боя без попытки этот бой устроить.
Нельзя.
Просто нельзя.
Хоть и очень, очень, очень хочется!
Конечно, меня никто не останавливает. На мое место сразу же приземляется стоящая рядом высокая костистая тетка преклонных лет.
Подожду конца презентации на улице. В конце концов — я увижу, когда вся эта толпа начнет разбредаться. И подсуну Холере журнал во время анонсированной автограф-сессии.
Так-то оно полегче будет! А то от этой их свадебно-декретной тематики у меня уже озверин в крови выкипает.
Снежок, конечно, начинает мне звонить уже через пятнадцать минут отсутствия. Пишет СМС в духе: «Где ты?», но я не реагирую. Просто не в силах сейчас выносить её сочувственные взгляды. Да вообще всё её сочувствие сейчас излишне.
А вот информация о завершении презентации — мне очень пригодится, да.
Можно попросить маякнуть СМС-кой.
И не надо сидеть у гостиницы и ждать, пока потянутся наружу скопления людей. Можно зайти хоть даже в торговый центр, чтобы…
…чувствовать себя щенком на веревочке.
Желание вернуться, желание впиться в Холеру хотя бы глазами, а лучше — дать по зубам её приторному хлыщу давит на горло похлеще туго натянутого поводка.
— Юлий Владимирович?
Не сказать, что я уж очень рад слышать этот голос, но в принципе — даже эта встреча лучше того, чтобы сидеть по-задротски за столиком кофейни и глотать отвратительный черный кофе напополам с собственной бесконечной желчью.
Капустина стоит в паре шагов от моего столика, с картонным стаканчиком в одной руке и тарелочкой с пирожным в другой. Глаза на меня вытаращила.
— Анна! — я опускаю подбородок.
Раньше она бесила меня ужасно, но сейчас…
Сейчас уже плевать.
Тем более от той самоуверенной стервочки, которая совсем не тянула программу архитектурного факультета, и не осталось ничего. Не узнал бы даже, если б сама не окликнула.
— Разрешите присесть? — Капустина делает пару шагов и как-то неловко замирает у угла моего столика.
— Ну, если есть желание… — безразлично пожимаю плечом.
На самом деле любая компания сейчас сделает это нестерпимое ожидание чуточку проще.
— Как у вас дела, Аня? — спрашиваю через силу, но все-таки с интересом. Ничего не поделать — я сейчас, увы, слишком одержим мыслями на одну, очень узкую тему жизни одной Холеры, поэтому все остальные, даже более-менее жизненные вопросы звучат так натужно.
Впрочем Капустиной вроде не нужно бесконечное радушие и любопытство. Мы никогда не были друзьями, я не был её любимым преподавателем, и она — не была моей любимицей. У меня вообще в душе какое-то смутное ощущение, что сейчас, здесь, она так же, как и я, ищет, чем себя занять, но с чего бы ей это делать?
— Как дела? — Капустина неровно передергивает плечами. — Ничего. Вроде, ничего. В сравнении, конечно.
— Слышал, из академа вы перевелись в МГУ, — припоминаю слухи прошлогодней давности, — и как? Тянете журфак?
Сам замечаю, как нервозно сминают бумажную салфетку пальцы Капустиной.
— А вы сомневаетесь? — остро интересуется она. — Сомневаетесь, что у меня мозгов хватает?
Вот этот голосочек мне знаком. Хорошо знаком. Помню я эти её колючие шпильки во время учебы еще у нас.
— Я бы сомневался, если бы вы снова выбрали техническую специальность, — ровно отвечаю, глядя девчонке в глаза, — потому что точные науки — это определенно не ваше. А журфак… Вы, кажется, ведь там учились, до нас?