— Но ты ведь уже все решила, так?

— Да. Не хочу больше оставаться здесь.

— Так не оставайся. Делай, как душа просит.

Джуди удивленно на меня посмотрела:

— И это ты про душу говоришь? Ты, озабоченная правилами и традициями?

— В последнее время я многое переосмыслила и поняла, что счастье в свободе. Отец тебя поймет, Джуди. Даже если ты ошибешься и потом начнешь жалеть, что бросила универ, все равно это будет отличным опытом принятия самостоятельного решения. Так люди и взрослеют, Джуди. А тебе пора бы уже повзрослеть.

Козловски так возмутила моя заметка о взрослении, что она вынырнула из меланхолического омута размышлений и фыркнула:

— Я вообще-то старше тебя на пять лет!

— До сих пор не могу в это поверить… Ты же дитя дитем.

— А тебе и тридцати нет! Даже по меркам младших рас ты соплячка.

— Зрелость и возраст не коррелируют: можно быть зрелым в двадцать и инфантилом в двести, Пузо, — я нарочно использовала особенно раздражающее ее прозвище, и Джуди сразу среагировала:

— Ой, заткнись уже, Задница!

— Что, обиделась?

— На кого – тебя? П-ф-ф!

Я обрадовалась, что удалось немного растормошить Джуди. Переругиваясь-перешучиваясь, мы дошли до любимого сквера мисс Козловски, где долго еще обсуждали, стоит ли ей бросать универ. Так как сама я недавно все изменила в своей жизни, то сказала Джуди честно, что слишком романтизировать будущее нельзя, но и бояться его нельзя тоже.

Но что бы я ни сказала ей, она уже приняла решение, и вскоре, избавившись от последних сомнений, сделала выбор. Ее кандидатуру в волонтерской программе одобрили и прислали договор. Осталось только получить визу, позволяющую путешествовать по планетам соседних систем – для этого Джуди нужно было слетать в визовый центр в другой город. Меня Козловски решила взять с собой за компанию. Не могу сказать, что эта поездка меня впечатлила: мы долго летели, потом долго сидели в очереди, затем я долго ждала подругу в коридоре… К моменту, когда Джуди разобралась с формальностями и подала заявление, улицы расцветились миллионами неоновых оттенков.

Шум, яркость, духота, толпы людей быстро меня утомили, поэтому я желала поскорее добраться до городской квартиры Козловски и выспаться, но Джуди захотела отпраздновать счастливое бюрократическое событие – поданное заявление на визу. Она затащила меня в какой-то бар, забитый молодыми и явно не самыми обеспеченными гражданами, заняла места у барной стойки и заказала выпивку. Поглядывая на поглядывающих на нас граждан весьма сомнительного вида и намерений, я шепнула Джуди:

— Не уверена, что это подходящее место для нас. Давай уйдем.

— Это просто бар, Кэя, расслабься. Мы имеем полное право выпить там, где хотим. Кто упрекнет нас в этом?

Последние ее слова услышал парень, сидящий рядом. Он повернулся к Джуди и, улыбаясь, произнес:

— Вы совершенно правы, юная леди. Никто не вправе упрекать вас в том, что вы хотите выпить.

Джуди, обычно обделенная мужским вниманием (что странно, ведь она очаровательна), обрадовалась интересу этого субъекта. У него были выбеленные волосы, нахальная мальчишеская улыбка и яркие голубые глаза. Видимо, он попал в любимый типаж Козловски, ибо та немедленно адресовала ему улыбку и ответила:

— Алкоголь нам необходим, чтобы восполнить потерю крови, которую сегодня выпили у меня эти чертовы бюрократы!

— Бюрократия – главное зло Союза, — согласился блондин. — Позвольте посочувствовать и угостить вас. «Трапецию» любите? Очень неплохой коктейль.

— Позволяю!

— Спасибо, не нужно, мы купим сами, — вмешалась я.

Блондин глянул на меня с интересом, и, как многие другие, не узнал представительницу старшей расы; это меня и расстроило, и успокоило: я не так уж выделяюсь среди местных.