- Хочу к канакам, - гулко сглотнув, сообщил Шак.

5. ГЛАВА 4, которая иллюстрирует тезис: «Чего только нет в женской сумочке!»

Лисси сидела в коридоре, сложив руки на коленях, обтянутых скромным платьем в клеточку. Одеться солидно и строго ей посоветовала мама. Она также предложила пойти вместе с Лисси на прием к мэру, но Лисси категорически отказалась.

- Что ж, ты всегда была самостоятельной девочкой. Даже слишком, - заметила мать, втыкая последнюю шпильку в прическу Лисси. - Вот так, все твои лохмушки теперь спрятаны. И не спорь! Перед мэром ты должна выглядеть как добропорядочная жительница нашего города. Если у тебя получится, конечно, - вздохнула она.

- Я буду очень стараться, мамочка, - улыбнулась Лисси и, вскочив, заключила мать в объятья. - Пожелай мне удачи!

- Удачи, дочка!

И вот теперь Лисси сидела в коридоре, куда ее проводил секретарь мэра, и дожидалась, когда из кабинета нисса Дрэггонса выйдет очередной посетитель. Рядом стояла корзиночка Лисси с блокнотом, платочком, зеркальцем и прочей дамской атрибуцией, которую мужчины считают дребеденью и искренне недоумевают, как можно тратить на нее треть семейного дохода. Среди милых сердцу Лисси безделушек валялись также зеленые шарики волосатника, которые она – разумеется, чисто машинально – нарвала по дороге к особняку мэра.

Волосатник был абсолютно бесполезным растением, разве что созревшие коробочки его семян лопались с особенно противным чмоканьем. Это открытие в детстве доставило Лисси немало удовольствия, и над всеми членами семейства Меззерли последовательно были проведены эксперименты различной степени циничности и жестокости. И сегодня, проходя мимо зарослей волосатника, Лисси не удержалась от того, чтобы не сорвать несколько созревших коробочек.

Лисси ожидала уже более часа, пока выйдут предыдущие посетители. Теперь в коридоре оставались только она и еще один нисс. Мужчина, сидящий напротив, вытянув длинные ноги поперек коридора, был незнаком Лисси. Перед тем, как усесться, он поклонился девушке, и это выглядело так, как будто он клюнул своим изогнутым носом какую-то мошку в воздухе.

- Я полагаю, что вы следующая, нисса? – спросил он чуть хрипловатым голосом, и Лисси даже захотелось спросить, не подхватил ли седоусый нисс ангину в разгар летней жары.

- Я полагаю, что это так, - смиренно ответила девушка елейным голоском и наклонила голову.

Тогда нисс грузно уселся в кресло и развернул местную газету, которую держал под мышкой. Однако его внимательный взор то и дело обращался к двери, ведущей в комнату мэра, к столу секретаря в отдалении и к девушке, чинно восседающей напротив.

Вот из кабинет вышла старенькая ниссима и приветливо кивнула Лисси. Лисси вскочила и уже собралась было войти в кабинет мэра, как в коридоре появилась еще одна молоденькая нисса.

У девушки было личико капризной куклы, нереально огромные изумрудного цвета глаза под длинными фальшивыми ресницами, и искусственно ровные золотые локоны, струившиеся из-под изящной шляпки. Она шла, гордо подняв подбородок, как будто пытаясь этим показать свое превосходство над всем остальным миром.

- А-а, это ты? – вместо приветствия бросила она Лисси. - Зачем ты пришла к моему отцу? Что тебе тут понадобилось?

- И тебе добрый день, Мэгги! – благожелательно ответила Лисси, спокойно глядя на свою бывшую одноклассницу.

Вражда двух девушек началась так давно, что сведения о ее истоках можно было почерпнуть разве что в древних рукописях, да и то священное предание давно превратило их в полулегенду-полумиф. Подруга Лисси утверждала, что началось оно в первом классе начальной школы, когда Лисси подбросила Мэгги в коробочку с ланчем живого таракана. Но Лисси почему-то казалось, что это было уже ответным шагом, возмездием за наушничество Мэгги. Тогда Лисси была наказана розгами за какую-то несерьезную провинность, раздутую ябедой Мэгги до размера вселенского бедствия. И чем глубже розги погружались в Лиссину… ладно, опустим подробности… тем глубже Лисси погружалась в сладостное измышление ответной мести. Месть – это блюдо, которое?.. Ха! Отныне возмездие стало не только дежурным блюдом, которым Мэгги потчевали с завидной регулярностью, но как истинный кулинарный поэт Лисси вкладывала в каждое свое произведение индивидуальные ингредиенты, специи и начинки. Мэгги пыталась жаловаться, Мэгги пыталась бороться. Противостояние становилось только острей, а выдумки Лисси только изощреннее. В конце концов отношения двух девочек перешли в непреодолимую вражду, причем Мэгги вспыхивала каждый раз при встрече с антагонисткой, а Лисси, напротив, наливалась сладким ядом, и в этой сладости Мэгги вновь и вновь запутывалась, как муха в патоке. Взросление девочек внесло свои коррективы. Теперь они обе старались вести себя более или менее благопристойно и скрывали свои истинные чувства под тонким покровом ледяной вежливости, который то и дело таял, когда чувство неприязни разгоралось с новой силой.