– Я боюсь сгинуть, – призналась тетя Таня.
– И я боюсь сгинуть, – сказал Склеп Иваныч.
– И я, – кивнул Игнат.
Лекс снял свои хипстерские очки, протер их «Доктор Кто»-шарфом и с сожалением произнес:
– Я тоже боюсь сгинуть. Да, нас двадцать восемь, из них девятнадцать – ходильники. Но более трех сотен тех, кто был с нами, сгинули. Тут есть золотое правило: если не боишься сгинуть, у тебя есть шанс стать ходильником, хотя каждое новое путешествие может стать роковым. Но если ты боишься сгинуть, то лучше даже не пробовать, наверняка сгинешь.
– Присказка у нас есть, – глухо проговорила тетя Таня. – Ходильник-ходильник, попал в холодильник, сгинул, пропал, нежить перестал.
Казя задумалась.
Нет, она определенно не хотела сгинуть.
Нет, нет.
Нет.
Глава 4
Маньяк Маня и Потусторонька
Делать нечего: пришла пора обустраиваться. Наверху шел дождь, но, как объяснил взявшийся провожать Кассимиру Маня, пройти к своей могиле можно, не выходя на поверхность. Что? Подземные ходы? Да ща-а-аз!
Они вышли из склепа Склепа на воздух, и у Кази аж дух захватило от увиденного (ну-у, возможно не дух, а что там есть у задохликов – то и захватило).
– В-в-восторг… – протянула Казя. – Вау! Как? Как это возможно?!
Можно потратить много слов, описывая что-либо. Но если аналог описываемому есть в Интернете, удобнее загуглить и посмотреть. Это тот случай, когда эффективнее загуглить «Томас Кинкейд, домики». Затем из найденного:
– выкинуть деревянные постройки, оставив каменные;
– запомнить внутреннее мягкое свечение каждого предмета;
– половину клумб и цветов ликвидировать, но добавить кусты без листьев, с причудливо изогнутыми ветками-паутинками;
– опустить небеса до уровня третьего-четвертого этажа…
– и…
И из некоторых низко висящих фиолетовых облаков выпростать деревья, растущие вниз кронами. Да, вот этот момент представить себе сложно, но тут уж придется постараться – гуглёж не поможет. Забегая вперед: некоторые дома загробного мира также построены не снизу вверх, а, наоборот, крышами вниз. Таких меньшинство, зато каждый выносит мозг.
Итак, Казя в немом восторге остановилась на пороге, ошеломленная нереальной красотой Потустороньки.
– Я думала, у вас ходы прорублены в земле между могилами. Как у крота в «Дюймовочке»… А тут!
Улица начиналась прямо у их ног – по сути, не улица, а тупик, упирающийся в склеп Склепа Иваныча. Поворачивала она метров через двести. По левую руку от Кази находились три дома: первый и третий были окружены заборчиками из больших круглых камней, средний, с тремя покатыми неровными крышами, стоял немного в глубине, и лужайка перед ним заросла так, что дом лишь местами проступал сквозь сеть веток. В нем точно давно никто не жил. По правую руку располагались всего два дома, и построены они были основательно, с размахом. Ближайший к Казе также казался нежилым, а во втором приветливо светились окна.
– Это тети-Танин дом, – пояснил Маня. – Ты не поверишь, но там за ним есть коровник и конюшня. Только в них пока ни коров, ни лошадей.
– Большой дом, – похвалила Казя.
Они пошли по улице. Мостовая оказалась мягкая, примерно как на новеньких детских площадках с резиновым покрытием.
– Дом-то большой, – согласился Маня, – да что толку? Таня хотела построить родовое гнездо и всех перевезти: мужа, детей, внуков… Ну, внуков, когда они умрут – пока все вроде живы.
– А дети ее не живы?
– Не. Так ей лет сколько!
– Сколько? Сорок?
– Какое там! Сорок ей в войну с фашистами было. Я точно знаю, потом покажу ее могилу. Терентьевы они, там все таблички, кресты сохранились. Друг на друге. Чин чином.