Он посмотрел вперед, туда, где расположились заклятые друзья любого рейдера, и ответил:

– Вытащу.

А про себя подумал, что лишь бы было, кого вытаскивать. Лишь бы целую и невредимую, лишь бы живую.

И снова время тянулось, тянулось, тянулось... Впрочем, теперь всё зависело уже только от самого Рекса. Да, он был участником чужой операции, но теперь действовал сам.

…Наконец-то в визоре возникло сообщение, что каратели подтвердили готовность принять представителя рейдерского корпуса, а рядом всплыл значок сцепленных в пожатии рук: комплекс принял разовый отзыв «свой-чужой».

Рекс сразу же отмер, топнул по стартеру, выжал сцепление и, крутанув газ, направил эндуро вперед. Если Мэрилин в порядке, то он привезет ее туда, где расстался с ее сестрой. Если нет, их встретят на минимальном расстоянии от лагеря карателей – док наемников где-то тут, рядом. Ну а если спаситель не справится вообще, действовать будет кореянка, и можно только гадать – как именно.

Байк несся по разбитой дороге нейтральной территории, злое нетерпение закипало в груди, но Рекс гасил его усилием воли. Рано. Пока рано.

* * *

Когда вышли за ворота, Хелену еще точили сомнения – не верилось в серьезность происходящего. За поход к Трем могут убить? Да, Трое – Сила. Сила из сил! Но убить просто за обращение к Ним? К тому же Су Мин – мелкая и безобидная, как ребенок – вообще не производила впечатления опасного человека. Поэтому воспринимать слова Эрны всерьез никак не получалось.

Хелена недоверчиво посмотрела на шагающую впереди старшую и вспомнила рассказ подруг о том, как леди Мэрилин судила Барта и как ей беспрекословно подчинялись. Вспомнила Барта вчера вечером и то, что с ним сделали всего за пару слов про Мэрилин. А Су Мин ведь выше сестры, она Старшая всего отряда… Только теперь Хелену настигло запоздалое понимание: Эрна не пугала, она предостерегала, причем абсолютно искренне. Тут-то и обволок сердце противный холод подкравшегося страха.

Сделалось жутко при мысли о том, что так уверенно идущие к своей цели семь девушек, вполне возможно, доживают последние часы… Мир вокруг сразу обрел небывалую четкость: стала заметной каждая мелочь, от трещинки на асфальте до счастливого лица мальчишки-малолетки, весело прыгающего на входе в обжитой четырехэтажный дом.

Люди вокруг ликовали, стреляли в воздух от избытка чувств, пили, закусывали, смеялись и казались добрее, чем обычно. Внезапно стало очень жаль проститься со всем этим: с родным сектором, с ярким обжигающим солнцем, с безоблачным небом, с запахами еды от лотков быстропита, с веселым гомоном уличных баров, с мужчинами, восхищенно присвистывающими вслед проходящим девчонкам…

Вот только этот мир постепенно отдалялся, становился ненастоящим, будто вырезанным из картона. А Диего всё шел и шел вперед – к северной окраине. Постепенно людей на улицах становилось меньше, исчезли кафешки и забегаловки, им на смену пришли руины и развалины.

– Хорошо, что Кроли далеко отсюда обустроились, – заговорил вдруг проводник, останавливаясь у обвалившегося входа в здание заброшенной школы. – Если б рядом стояли… Короче, тут по коридору вперед и в первую комнату слева, где дверь цела.

Бенедикт кивнул одному из своих и сказал, поворачиваясь к Диего:

– Покажешь, что там.

Но тот, услышав приказ, неожиданно взбледнул и даже слегка попятился.

– Нет! Мне туда нельзя! Меня там не примут! – в голосе зазвучала настоящая паника.

Старший пристально поглядел на спавшего с лица проводника, а потом снова кивнул своему парню, мол, ступай один. Сам же остался снаружи.