Аю-Мамак ушёл, прихватив шкуру. Но вскоре – надо же было такому случиться! – он вместе с родственниками пригнал в аул Баян огромное стадо. Так что неподъёмным калым казался только отцу девушки. Для Мамака он был по плечу! Старик, сообразив, что теперь он – хозяин всего этого богатства, сдался. С сыном алыпа он в этот раз был любезен, но высказывать всё, что наболело на душе, не торопился. А ещё его мучила совесть, что обидел Ярмека и сына его Камаша.

Как назло, охотник Камаш вернулся в Баян на другой же день. Как видно, кто-то успел известить его о том, что Мамак пригнал в аул большое стадо. Сын Ярмека сложил к ногам отца девушки целую гору шкур, одежды, разнообразной утвари.

– Это тебе мой подарок! – заявил он. – О калыме будет особый разговор!

Дело, таким образом, зашло далеко. Отец девушки вызвал Мамака и при всём честном народе сказал так:

– Будете меряться силой и ловкостью. Дочка моя Сылукыз достанется тому, кто выйдет победителем.

Камаш тоже был не робкого десятка: охотник, не знавший устали; зоркий, меткий мерген. И всё же до истинного батыра он чем-то не дотягивал. То ли обаяния и чистосердечия не хватало, то ли решимости. Сылукыз не могла в этом разобраться. Зато отец её понимал всё.

Начались состязания. Женихи издали стреляли из лука в мишени, метали копья, боролись. Аю-Мамак у всех на глазах превзошёл соперника. Отец девушки слово сдержал. Мамаку и Сылукыз поставили отдельную юрту, затеяли знатную свадьбу. Через три дня Аю-Мамак увёз молодую жену к себе. Ах, как счастливы они были в те дни!

И вот она здесь, посреди гор Олытау и Кечетау, совсем одна.

Да, собачий лай доносился со стороны Кечетау. Там, видно, есть кто-то. Но кто? Уж не Мамак ли? Уходя, он шепнул ей на ухо, что обязательно найдёт повод, чтобы вырваться к ней. Но почему собаки так остервенело лают на него?

Дом Сылукыз и Мамака стоял на восточной окраине маленького аула. С запада по отрогам Кечетау на лыжах скользила какая-то тень. Похоже, запоздалый охотник. Человека издали разглядеть трудно, и всё же женщина была уверена, что это точно не Мамак. Он не так ходит на лыжах. Уж его-то Сылукыз узнала бы!

Молодой женщине стало грустно, она зябко поёжилась и нехотя пошла в дом. Жаль, что ожидания не оправдались. Она разделась, подошла к очагу с казаном. Чужой охотник, казалось, мешал ей сосредоточиться и заняться делом, которое она всегда выполняла с радостью. За работой она обычно думала о чём-то, полная надежд и мечтаний. Это приносило утешение, прогоняло скуку. Но человек на лыжах почему-то мешал ей. Если это не Мамак, то кто же? Из какого аула? Может, он встречал в горах Мамака с братьями?

А не бросить ли всё и не отправиться ли теперь же к мужу? Дорогу она знает, горы, леса знакомы и на лыжах бегает хорошо. Когда же она доберётся до них? В полночь? Но ведь он там не один! Много их. Потому и не взял с собой.

Сылукыз подождала, когда в казане закипит вода, и, волнуясь, начала одеваться. Вынув из кожаного мешочка маленькое медное зеркало, подошла к огню и посмотрела на своё сильно уменьшенное отражение, провела ладошкой по лицу и бровям, поправила волосы. Кем бы он ни был, она должна увидеть чужака. В аул пришёл посторонний человек, не может же она сидеть тут в одиночестве и гадать, кто это.

Женщина торопливо зашагала к дому, стоявшему в середине аула. Он был выше и просторней других. Там жил её свёкор. Лай собак, как видно, слышали все – встречать путника вышли и женщины, и дети. Старый Кондыз тоже стоял здесь, опершись на трость, и ждал. Услышав за спиной скрип снега, оглянулся.