Старый Кондыз, бросив взгляд в сторону женщин, сказал:

– Одна сноха у меня из тузбашей, соплеменница твоя.

– Знаю, – отозвался охотник.

– Килен, – окликнул старик Сылукыз.

– Да, ата? – женщина застенчиво повернулась к свёкру.

– Дом у тебя просторный, сама ты проворная – пусть земляк у тебя заночует.

– Хорошо, ата, – отвечала Сылукыз, лицо которой вспыхнуло от неожиданности и волнения.

В ауле Кондыз, кроме старого хозяина, из мужчин не было никого. Все они – женатые сыновья старика, один зять, один работник – ещё месяц назад угнали скотину на зимовку в дальние угодья, называемые Язулы-кая. Пастбище это было собственностью семьи. Ещё живя в Куксайской долине, они на зиму ежегодно угоняли туда скот. Поселившись в горах, вначале боялись появляться в тех краях. Язулы-кая рядом с Куксаем. Люди тархана могли проникнуть туда без всяких препятствий. Но со временем стало ясно, что захватывать их угодья сюнны не собираются.

Этой осенью решились, наконец. Хорошенько осмотрев леса, через которые можно пройти в Язулы-кая, погнали стадо. Молодой муж Сылукыз ушёл вместе с братьями. Теперь все они там. Камаш, видно, знал это. А может, всё же случайно оказался здесь?

Торопливо пробираясь в темноте к своему дому, женщина с недоверием думала о незваном госте, не понимая, как ей вести себя с ним. В голове был туман, руки-ноги будто чужие. Она верила, что шагающий за ней мужчина не причинит ей зла, и всё же не могла избавиться от подозрительности и страха. Нет, не за себя боялась она, страшно было за мужа. Если бы вместо Камаша был теперь другой человек, который не состязался с Аю-Мамаком и не был повержен им, не знала бы она ни тревоги, ни подозрения. Всем известно, как опасен побеждённый человек, как бывает он мстителен и злобен.

Дома Сылукыз принялась привычно ворошить в очаге угли, подкинула дров, потом сняла шубу. Вдруг ей стало очень холодно. «Как быстро ушло тепло», – подумала женщина.

Гость задержался во дворе. Соблюдая обычай, оставил рядом с лыжами на снегу кожаную сумку с оружием и другими острыми предметами – даже такими, как игла и шило. Только добытые шкуры взял с собой. Потом подошёл к двери и, пошевелив полог, покашлял.

– Кто там? – сердито закричала Сылукыз, подойдя к двери. – Мужа дома нет, не шастайте тут среди ночи, не беспокойте добрых людей!

– Это я, охотник. Припозднился я. За мной волки, медведи гонятся, – сказал гость.

– Откуда ты, какого рода-племени? – крикнула она, чуть смягчив голос.

– Из тузбашей я, средний сын Ярмека буду, – отозвался спасающийся от волков и медведей.

– Что ж ты раньше-то не сказал?! Я ведь тоже из Тузбаша. Выходит, родня мы с тобой, – сказала Сылукыз и впустила его.

Согнувшись в три погибели, охотник влез в низенькую дверь. Распрямившись во весь рост, он, то ли всерьёз, то ли продолжая игру, сгрёб хозяйку в объятия.

– Родная моя! Сестрёнка! – завопил он громко, чтобы Мать-огонь в очаге услышала его.

Потом оторвал от лисьей шкуры кусок сала, согнувшись, бросил его в огонь и забормотал молитву.

– Не лишай нас милости твоей, Мать-огонь! – сказал он.

Проделав всё это, принялся не спеша раздеваться, словно пришёл в свой дом, к своей жене. Сылукыз помогла ему, как помогала мужу. Шкуры аккуратно сложила в сторонке. Раздев гостя, провела его на возвышенное место. Потом, волнуясь и спеша почему-то, стала готовить еду. Она накормила гостя мясом, разогрела шурпу.