— Только безграничную любовь, — щебечет, наконец, Лазарев.

— И счастье, — с издевкой добавляю и забираю протянутый бокал.

— Аж повеситься захотелось, угу.

Раздается мелодичный звон хрусталя. Наши взгляды сталкиваются в немой борьбе характеров. Аквамариновые волны грозят в любой момент поглотить меня с головой, чтобы унести в безбрежные воды океана.

— Идиот.

— Сто такое «идиот»? — заинтересованно врывается в наш молчаливый спор Кирилл.

— Плохое слово, — отвечаем хором.

— А пасему ты его сказала?

— Потому что папа виноват, — цокает языком Лазарев и делает глоток. — Давайте ужинать?

18. Глава 18. Женя

«Сколько же в тебе талантов, Евгений Лазарев?»

Вопрос задаю сам себе.

Потому что поражаюсь, как ловко отвлекаю Анино внимание и наливаю сок вместо вина. Пара невинных фраз, от которых девушка-мечта мило бесится, акцент на правую руку и незаметный пас левой.

Вуаля!

Воробушек попивает красное вино и ни о чем не подозревает.

Хорошо. Ей нужно расслабиться.

Грешно напрягаться в шелковом белье, которое с трудом скрывает ее желание быть раздетой.

«Для тебя старалась, Женя».

Видение Ани, привязанной к кровати и страстно шепчущей возбуждающую фразу, мощным зарядом ударяет по нервам. Никакие подзатыльники не помогают. Пригоните кто-нибудь бульдозер, честное слово.

Я не вывожук.

Длительное воздержание превращает меня в ходячую тестостероновую бомбу. Яйца под завязку забиты гиперактивными сперматозоидами.

Еще эта вишня…

Какого хуя взял вишневый сок, а не виноградный?

— Лазарев, ты оглох?

— А?

Недоуменно хлопаю ресницами.

Хоть слуховой аппарат покупай, честное слово. Растекаюсь на жестком стуле, как накаченная малолетка на выпускном. Такими темпами мой мозг ждет кислородное голодание. Потому что кровь не поступает туда слишком давно.

— Я бы ответила, но здесь Кирюша, — цыкает Аня и обхватывает губами прозрачный край бокала.

Лучше бы кое-что другое так обхватила. Например, мой член.

Разошедшееся не на шутку воображение рисует новую картинку. От нее сок встает в горле и блокирует дыхание.

Пара дней без секса, и я сдохну.

А говорят, что от воздержания не умирают.

Лена на венке так и напишет: «Помнить. Любить. Дрочить вовремя».

И лапка не дрогнет.

— Мамоська, а сто ты сказала? — строит умилительное выражение Кирилл.

Не без труда отвлекаюсь. Вспышки злости сияют в обезвоженном мозге. Так и отношения с сыном проебать недолго. Если не решить одну увесистую проблему. Кувалдовидную и натертую хлеще любой эбонитовой палочки.

— Папа понял, милый.

— А я не понял.

— Еще вина? — воспользовавшись Аниным замешательством, резво наполняю бокал.

До краев.

Старательно оправдываю свои действия не желанием закончить вечер под мелодичные постанывания вишневой нимфы, а добрым намерением.

Если Аня поймет, что я не пью, то она что-нибудь заподозрит.

Посыплются вопросы, на которые матери моего ребенка лучше не знать ответов. Стоит ей услышать про больницу, как перспектива заботиться о сыне рассыплется прахом.

Потому что психам и наркоманам доверять детей нельзя.

По себе знаю. Ничего хорошего не получается.

— Лазарев, брось овцегонские приемчики. Я вижу тебя насквозь.

— Рука дрогнула, — не моргнув глазом, вру и расплываюсь в очаровательной улыбке. Аж челюсть сводит.

Плевать, что она подумает. Нечего в блядских пижамах расхаживать по квартире, когда у тебя на кухне находится половозрелый недотраханный мужик.

— Сейчас у меня дрогнет, — предупреждающе косится на тяжелую салатницу.

— Побойся бога, женщина! Я час крутился у плиты, и Кирюше понравился салатик. Да, сынок?

— Дя, — усиленно кивает довольный до соплей сын.