Приплыли, Лазарев. Конечная. В борьбе за разум побеждает член.

«Аня почти как Лена», — долбится в сознании, но я грубо обрываю этот мерзкий голос.

Хуена! Подругу мне не хотелось трахнуть до звона в паху. Ни разу.

«Аня…»

Со злорадством вырубаю невидимый штекер и поддаюсь вперед.

«Абонент временно недоступен».

— Во всем виновата твоя ебаная вишня, воробушек, — задыхаюсь от собственных слов. — Я, блядь, хочу тебя сожрать.

Накрываю ее рот своим. Фруктовый сахар россыпью кристаллов взрывается на языке как шипучка.

Надо добавить вишню в список запрещенных веществ. И Аню. Потому что нет зависимости страшнее, чем их сочетание в глотке.

Кажется, я не могу без него жить…

Жадно пью ее до судорог в штанах. Ударяюсь зубами об идеально ровную эмаль. Аня что-то кричит и мычит, но своими действиями дает мне больше доступа. Маленькие ладони толкают в грудь, чем распаляют сильнее.

Дурочка, так только интереснее.

Шиплю, когда острые коготки впиваются в шею. А про себя верещу от восторга. Потому что взъерошенный воробушек отвечает мне. Ненасытно. Громко. Гребаные фанфары в моей голове наверняка подняли всех соседей в округе на уши.

Дергаю край ее вишневого свитера и нетерпеливо забираюсь под наэлектризованную шерсть. Как нас обоих не ебнуло током под двести двадцать вольт, ума не приложу. Под переливистые стоны прижимаю разомлевшую Аню к себе. Пробираюсь пальцами под лифчик.

Нужно запретить женщинам их носить. К ебеням. Такую красоту грешно прятать.

Жадно сжимаю объемное полушарие, терзаю острый сосок, легонько пощипываю. На ласки нет времени, но я все равно уделяю ее груди особое внимание. По моим ощущениям она стала ощутимо больше.

А вот Аня все такая же. Податливая, гибкая, словно дикая кошка.

Моя. Моя кошечка.

— Убью, — стонет в ухо.

В голове взрываются шарики, а яркие вспышки мелькают цветными пятнами перед глазами.

Сжимаю зубами тонкую кожу на белой шее и оставляю красный след. Помечаю Аню как личную собственность. Слышу ее жалобный всхлип, от которого по телу разносится пламя и концентрируется в одной точке.

Оно скапливается и грозит в любой момент разорвать меня на клочки, если я немедленно не трахну Аню.

Прямо сейчас!

Барный стул, любезно откинутый моей ногой, летит в сторону. У Ани нет выбора: или лететь на пол, или прижаться ко мне.

Моя умная девочка выбирает второе.

Пара неловких движений, и Аня, прижатая животом к столу, ошалело хлопает глазами. Внутренний зверь довольно урчит, когда на пол с бряцанием падает пуговица, которую я выдрал с корнем.

— Новые джинсы! Лаза…

Остаток фразы тонет в моей ладони.

Плевать и на джинсы, и на новые, и на все остальное. Вот на сжимающиеся зубы — нет.

Кто акцентируется на таких мелочах?

Особенно когда рука победоносно забирается под ширинку. Как по навигатору скользит четко под шов белья. Касается кожи, наслаждается ее гладкостью. При мысли, что все это принадлежит мне — дурею и превращаюсь в подтекающий пирожок. С вишневым повидлом, которым бы я обмазал Аню и вылизал.

Всю.

— Вы здесь еще потрахайтесь!

Голос Олега раздается из ниоткуда. Как ледяной ливень, окативший раскаленный металл.

Он с шипением зависает в воздухе. Дезориентирует, выбивает почву из-под земли.

Лицо обжигает пощечина. Осоловело моргаю и прихожу в себя. Фокусируюсь на растрепанной Ане, которая трясет рукой. Нелепая и такая красивая с пылающими от возбуждения щеками. Ее грудь тяжело вздымается, в глазах сияет жадный блеск, а из-под распахнутой ширинки выглядывает черное кружево.

Вопреки происходящему в душе потягивается довольный кот.