***

Наталья с трудом отыскала в углу шкафа мешковатую юбку серого цвета и под стать ей кофту с крупными пуговицами, бывшие модными лет пять назад. Она разбавила «мышиную свежесть» ядовито-зелёной водолазкой.

Сидорова гладко зачесала волосы и соорудила из них дивную фигушку, затем, покрутившись перед зеркалом, погрозила пальцем невидимому собеседнику:

– Ты не только не подойдёшь ближе метра, ты за километр оббегать меня станешь!

Она занырнула на кухню.

Надя, обомлев от старпёрческого стиля дочери, выронила из рук ложку.

Наташа крутанулась, со всех сторон показывая наряд, и поинтересовалась:

– Ну, как я выгляжу?

Мать, узнавшая из монолога в ванной о дочери много нового, предпочла не спорить о внешнем виде, жалея и без того нарушенную психику ребёнка, а высказаться правдиво:

– Отлично! Скромная женщина лет пятидесяти…

Биологичка рванула в спальню, напялила очки для работы за компьютером в толстой роговой оправе и вернулась назад.

– А теперь?

– Больше шестидесяти не дашь…

Радостно улыбнувшись оценке человека, считающего себя знатоком моды, Наталья направилась к выходу.

Надежда тяжело присела на стул, решив, что без психиатра с данной ситуацией вряд ли удастся справиться.

– Бедная девочка…

Родители сквозь кухонное окно смотрели вслед дочери, уверенно вышагивающей по мокрому асфальту в туфлях на толстом каблуке, сохранённых Надей в качестве памяти о первом свидании.

Гамлет первым нарушил затянувшееся молчание.

Он глубоко затянулся, не ощущая вкуса доброго табака, выпустил изо рта дым и тяжело вздохнул, прежде чем дать оценку происходящему:

– В наше время, чтобы понравиться избраннику, женщины решались на ринопластику… Куда катится мир с его перевёрнутым с ног на голову представлением о сексуальности…

Надежда незаметно тронула нос и парировала, непонятно почему встав на сторону дочери:

– Я видела вчера её нового ухажера. Красив, богат и очень галантен. – Она поправила слегка обвисшую грудь, подумав, что неплохо бы её увеличить в объёме, добавив вслух: – Думаю, всё дело в том, что в моду вошли женщины бальзаковского возраста.

Художник в этот раз вздохнул с облегчением:

– Слава богу, я не читаю этого француза! – и, гордо выпрямив спину, отошёл от окна.