В те дни и недели, листая этнологические хроники первых миссионеров и штудируя нравы и обычаи островитян, я узнала, что власть на Мангаиа передавалась не по наследству, что ее завоевывали: то в открытом сражении, то во время ночной пирушки, нередко перераставшей в побоище, после которого противник, обманутый и одурманенный растертыми корнями кавы, попадал в чан на раскаленных камнях и тушился в собственном соку до готовности.

На этот раз Моуруа сжимал в руках топор, отливавший нездешним блеском, и если кто думает, что это просто кусок железа на деревянной рукоятке, обычный дар, преподнесенный с благими намерениями, тому невдомек, какой властью он обладает. Отныне топор будет доставаться победителю – по пользе с ним не сравнится ничто, вытесать с его помощью из дерева бочку, доски или оружие так же легко, как разрубить на алтаре Ронго череп жертвы, которую приносили в начале каждого нового правления.

Мангаиа не просто остров, один из тысячи рассеянных по безбрежному океану, Мангаиа – это целый мир, где не имело значения, умрешь ли ты с голоду в лабиринте затхлых гротов или в ветхой пироге под нещадно палящим солнцем. Проигравший терял всё: имя, землю, жизнь, – кому удавалось спастись, тот не думал о возвращении. Есть немало свидетельств о вырвавшихся счастливчиках, которые находили прибежище на острове Туанаки, лежавшем в двух днях ходу. На Мангаиа правители сменяли друг друга, следуя заведенному порядку, и так продолжалось до тех пор, пока круговорот триумфов и поражений вдруг не прервался. История всегда одна и та же, разнятся сценарии: то заявились чужеземцы, никого не спросясь, – пришлось спроваживать; в другой раз китобои – протягивали в сбитых руках пеструю раковину, зубчатыми краями напоминавшую разинутую пасть; то пожаловали миссионеры со своими женами, но, едва ступив на берег, в смертельном страхе заспешили назад, наперекор прибою, бросая привезенное добро: свинью и хряка, которых встретили как божественную пару и, обрядив в мочало, сделали предметом поклонения; толстые книги с черными, похожими на татуировки закорючками и тончайшими страницами, которые нынче шуршат на телах танцоров; а раз завезли неведомую заразу, что унесла больше жизней, чем все кровопролитные войны, вместе взятые. Таким было начало, а дальше последовал конец, долгое прощание с богами. Образы, вырезанные из железного дерева, были поруганы, священные рощи осквернены, кумирни преданы огню. Стенания последнего языческого племени остались неуслышанными, как и его мольбы о пощаде в решающей битве. Те, кто не пожелал обращаться в другую веру, умерли под ударами топоров из американской стали, из камней разбитого колосса Ронго вскоре выросла церковь. Топор Кука стал ржавым реликтом, символом ушедшего господства – он выполнил свое назначение и был возвращен английскому миссионеру второй волны, мне так и не удалось дознаться почему: из гордости ли, а может, в смутной надежде упрочить когда-то скрепленный союз или наоборот – его расторгнуть. Миссионеру тоже было невдомек, и без долгих размышлений он передал кусок старого железа Британскому музею.

Волей-неволей я думала о бродящих в недрах Земли силах. Там, где они заправляют, заведенный издревле круговорот взлетов и падений, удач и провалов совершается быстрее. Острова показываются и снова уходят под воду; продолжительность их жизни короче, чем у материков, они – явления провизорные, в сравнении с миллионами лет и бескрайними просторами океана – бирюзовыми, лазурными и нежно-голубыми, и на глобусах неизменно повернуты к стенке, во всяком случае в читальном зале отдела картографии, по которому я теперь прохаживалась с торжествующим видом, в уверенности, что наконец-то нащупала нужную нить – тонкую пуповину, связавшую Туанаки и Мангаиа – кольцо из отмерших кораллов и базальтовой лавы, вершину торчащей из воды отвесной горы, вытолкнутую на поверхность небывалым подводным землетрясением. Такая же яростная буря увлекла на дно Туанаки, накрыв тяжелыми водами Тихого океана, вскоре после того как миссионеры отправились на поиски острова. Гигантская волна, серой тенью подползавшая от горизонта, поглотила всё вмиг почти беззвучно. Я видела совершенно ясно, как на следующее утро в том самом месте, где находился остров, на зеркально-гладкой поверхности океана плавали только мертвые деревья.