Его жуткая страсть, которая была чернее этой ночи и опаснее всех войн в мире.

Она была страшнее лесного пожара, который невозможно потушить до тех пор, пока он не испепелит вокруг всё живое, даже если ты будешь выливать тонны воды и пытаться спасти хоть что-нибудь, отчаянно борясь со стихией, но еще не понимая, что всё уже кончено.

Ибо нет такой силы, которая сможет остановить его.

Его длинные, сильные, но изящные пальцы, которые только что были во мне, теперь скользнули по моим губам, заставляя их приоткрыться и впустить его. Снова.

Сердце стучало где-то, словно в животе, разнося дрожь по влажной от пота коже с кусающими мелкими разрядами, когда казалось, что между нами скоро начнется гроза и молния засверкает в этих демонически темных глазах, где я видела собственное отражение — растерянное, открытое, обнаженное для него до самого нутра, с распахнутыми глазами и влажными прядями волос.

На моем языке расползался новый неведомый аромат из моего поражения и его крови.

Карат смотрел на мои губы так, словно сейчас в них заключалась вся его жизнь: не дыша, не моргая. Только кончики длинных черных ресниц подрагивали в такт сердцебиению.

— Нравится? — выдохнул он хрипло, наваливаясь сверху сильнее и давая ощутить сполна его возбуждение, которое коснулось моего живота через ткань его влажных тонких брюк.

Он не ожидал услышать от меня ответы на свои вопросы, потому что всё видел и замечал слишком остро.

Я была заворожена им, словно кролик удавом.

Впитывала в себя его вид в этой порочной грязной темноте, где Карат не побоялся ни лишних глаз, ни того, что о нас может узнать вся семья разом, не отталкивая от себя и не пытаясь сопротивляться, когда он коснулся моих губ своими, слизывая остатки наших ароматов, что сплелись в единую ноту терпкого ядовитого желания.

Я бы позволила ему больше.

Приоткрыла губы, вбирая в себя запах его возбужденного тела и быстрый резкий вдох, словно в какую-то секунду Карат задохнулся, когда понял, что я пойду дальше, если только он сам этого захочет.

Но неожиданно он отстранился, прошептав хрипло:

— …В твоих венах течет истинная лава, детка. И рано или поздно она вырвется на свободу из плена ледяной крови.

Я тяжело сглотнула, не понимая ровным счетом ничего, когда Карат резко поднялся и скрылся в тени, словно всё проходящее мне всего лишь приснилось.

Он ушел. Я знала это.

Чувствовала нутром.

Потому что, если бы не заставил себя уйти, он бы не сдержался.

Я еще долго лежала в том положении, в котором Карат оставил меня — на спине, с неловко задранной майкой и приспущенными шортами, — глядя в темный потолок и мелко дрожа телом, которое впервые познало такую сладость и яд, которые затмили собой всё на свете. Включая крик здравого смысла, приличий и тех устоев, которые в меня годами вкладывала Ночь, что заменила нам маму в нашем ледяном царстве.

…А ведь я всегда считала себя стойкой и смелой.

Чувства реальности стали возвращаться, больно ударяя и щипля за пораженный тьмой и пороками мозг, с легким сонным бормотанием Тайги, которой, кажется, что-то снилось.

И первое, что я ощутила, — это аромат Карата. На себе. На кровати. В собственных спутанных волосах.

А еще новый аромат, который состоял из двух наших.

Еще не секса, нет.

Но настолько яркий и кричащий, что я судорожно сглотнула, резко садясь и поправляя на себе одежду.

Черт!

Если Тайга проснется именно сейчас или кто-либо из братьев решит спуститься вниз, чтобы попить холодной воды, то наша грязная тайна станет жутким и позорным достоянием всей семьи.