Вот почему в обычной жизни аборигены таких вещей не носили.

На середине обратного пути Вира, впервые за нашу приятную прогулку, допустила ошибку.

Кажется, она боялась опоздать, хотя времени было еще навалом, и решила сократить путь.

С широких, мощеных или покрытых зеленоватым асфальтом улиц, мы попали в небольшие дворики, огороженные колоссами жилых зданий.

Фонари только зажигались, окна – тоже, сумерки окутали нас мрачной пеленой и словно предупреждали о чем-то. Поначалу я думала – только почудилось. Тем более, пахло во дворах совсем не настораживающе, скорее наоборот. До нас то и дело долетали ароматы сырников, жареной картошки, куриного супа и ядреных отдушек порошков для мытья посуды и сантехники.

Порой их перебивали ароматы цветущих кустов в гигантских кадушках. Невероятного размера горшки плотными рядами выстроились возле домов, вместо привычных полисадников.

И все же неприятное предчувствие несколько раз укололо грудь прежде, чем я поняла – о чем предупреждала внезапно оживившаяся интуиция.

Народу во дворах было немного. Взрослые спешили с работы домой, ни на что не обращая внимания. Бабушки и дедушки, будто сошедшие с рекламных буклетов моего мира, с изображением красивых семей и привлекательных пожилых, степенно прогуливались возле подъездов. Неугомонная ребятня носилась с мячиками и в догонялки. Восторженные визги то и дело взрывали спокойную тишину вечерних улиц.

«Так нечестно!» – вопил сорванец, человек, со ссадиной на локте и лохматой белокурой шевелюрой.

«А ты докажи!» – орал ему с кряжистого лиственного дерева крепыш-кот, в изумрудной футболке, под цвет пронзительных глаз. Хитро щурился и зазывно махал руками, медленно, как канатоходец, вышагивая по ветке.

«Сейчас мы тебя!» – пообещал юный велф, с острыми скулами, очень густыми черными волосами и телом юного атлета.

«И охота вам тратить на него время!» – небрежно отмахнулся златокудрый мальчик-лем, похожий на ребенка из диснеевского мультика.

Я даже засмотрелась на эту явную демонстрацию характеров и темпераментов местных рас. Взрослые еще частично скрывают особенности натуры, прячут ее за хорошими манерами, напускным уважением к окружающим. А вот дети обманывать не умеют.

Мимо нас степенно даже не прошла, скорее уж проплыла пожилая лема, в длинном, тяжелом платье из благородно-зеленого бархата. Серо-пепельные волосы рассыпались по узкой спине волнами, тонкая фигура по-прежнему соблазнила бы не одного мужчину. Только морщинки выдавали возраст женщины – аккуратная, треугольная форма лица, щеки, нос – все было как у молодой.

Вира свернула в узкий проулок, и нас поглотила тьма.

Несколько метров чернеющего коридора между домами и несколько тревожных ударов сердца. Недолгое цоканье шпилек спутницы по асфальту и… на нас обрушилась гробовая тишина.

А следом чьи-то цепкие руки остановили, почти обездвижили.

Не то чтобы уйти, сопротивляться, шелохнуться – и то едва получалось.

Стальные пятерни зафиксировали все тело – ноги, руки, голову, даже пальцы.

Секунду, две длился этот пугающий плен и… меня отпустили также внезапно, как и схватили.

Вокруг нас с Вирой, в кромешной тьме, появились сотни глаз – самых некрасивых, что я здесь видела и каких-то больных. Радужки их выглядели блеклыми, даже мутными, испещренный множеством красных сосудов белок отдавал желтизной.

– Ммм… Какие люди? Эльвира собственной персоной! Да еще в сопровождении такой красотки! Наверняка Талисс не пропустит ее… Он же любит женщин с фигурой, с хорошей осанкой. Породистых…

Голос скрипел, как несмазанная телега, в интонациях проскальзывала издевка.