В душу не лезу. Накладываю вареники, может, они его расслабят.

Уже то, что мы сидим на моей кухне и просто молчим – прогресс. Он сам пришел. Думаю, у него есть что-то по моему папе. Он разобрался, что все не так или как можно выкрутиться из этого. Просто пока рано об этом говорить. И мы по прежнему не доверяем друг другу. Хотя с физической реакцией тела ничего не поделаешь, она была в нашу первую встречу, она есть и сейчас.

Как только открываю пластиковую крышку банки со сметаной с характерным скрипом, тут же по полу несется мой сожитель.

– Мау, – подает голос и смотрит на сметану, как на валерьянку.

– Ты тоже есть хочешь? – кидаю коту.

– Мау, - кот громче обозначает себя и начинает тереться о ноги.

– Ахиллес, подожди. – Накладываю сначала Юре.

Кота я люблю, конечно, больше, но он обязан уступить место прокурору.

– Интересная кличка у кота, – усмехается Домбровский за спиной. Усмехается. Я разворачиваюсь и действительно ловлю тень улыбки. Ставлю перед ним тарелку с едой. – Это ваша медицинская тематика, называть домашних животных как богов?

– А кто еще называет?

– У Валеры змея Артемида. У тебя кот Ахиллес.

– Мау. – Ахиллу и правда плевать на то, кто есть кто в мифологии, он хочет, как зомбированный, сметаны.

Присаживаюсь на корточки и накладываю ему в миску сметанки.

– Есть какая-то история, почему Ахиллес или просто так?

– Я когда выбирала котенка, мне этот сразу понравился внешне, но он где-то умудрился подвернуть заднюю лапу и хромал. Я его выходила, массажи делала, лапка прошла, сейчас и не видно уже, что когда-то он хромал.

– То есть ты покупала кота с травмой? А если бы он хромал постоянно?

– Да какая разница. Пусть он даже сейчас полиняет и станет лысым. Я все равно буду его любить. Это же как с человеком. Люди выходят замуж и женятся на молодых, а через пятьдесят лет, все уже старички. Но настоящая любовь ведь никуда не пропадает. – Смотрю ему в глаза. – Без разницы, морщины у тебя, голова седая или ты хромаешь после травмы.

Юра невольно расправляет плечи и тянет шею. Что-то у него там с ней не так. К врачу, конечно, сходить времени нет. Надо Валеру попросить самому его проверить.

Поддерживать тему чувств и любви, он не планирует. Молча ест вареники.

Я накладываю коту еще сметаны, убираю посуду. Делаю столько “нужной” работы, лишь бы не сидеть за одним столом.

На звонок в домофон почему-то не спешу открыть дверь, а смотрю на Юру.

– Ого, двадцать минут, быстро. А говорил, что не успеет. Открывай, только спроси, кто там?

– Да, сэр.

На этот раз – настоящий мастер. Я отхожу в сторону, с ним разговаривает Юра. Проверяет какие-то документы, что-то себе записывает в ежедневник, пока спасатель моего белья укрощает нерадивую стиралку. Я покорно не вмешиваюсь.

– Это не все документы, – пролистывает Юра.

– Я не успел заехать за полным комплектом в офис, – оправдывается мастер и продолжает чинить.

– Тогда привезете завтра в прокуратуру.

Того аж передергивает. На меня смотрит. А я что?! Мне самой говорить нельзя. Условия сделки.

– Может, я вышлю на почту?

– Вам есть, что скрывать?

– Нет, – быстро, но не очень уверенно отвечает мастер.

– Тогда в прокуратуру.

Мастер вздыхает, но не спорит. Проводит какие-то манипуляции, от чего машинка начинает отжимать белье и через четыре минуты заканчивает стирку.

– Поломку устранил, случай гарантийный, платить ничего не надо, только дайте документ, я отметку сделаю.

Мастер заканчивает с бумагами и скорее оставляет нас.

– С тобой мы все обсудили, я тоже пойду уже, спасибо за ужин, было вкусно. – Кратко. Быстро. По делу.