– Да, присутствовал.

– Каким образом вы передали денежные средства?

– Я передал их в рабочем кабинете, деньги лежали в дипломате.

– Кто назначил встречу?

– Елисеев сказал в разговоре утром, что целый день будет на рабочем месте.

– Ваша честь, – прокурор поднимается и обращается к судье, – прошу учесть, что распечатки телефонных звонков между Громовым и Елисеевым зафиксированы. – Показывает соответствующие документы.

– Протестую, – поднимается адвокат. – Содержимое этих разговоров не зафиксировано.

– Протест принимается.

– Что предшествовало встречам? – обращается Домбровский к Громову. – Смотрит на него, но, не удерживаясь, взгляд соскальзывает на меня. Понять, что у него на уме, не могу. Может… Может, все-таки он не может сейчас изменить обвинение?

– Семнадцатого октября я пришел на прием к Елисееву в приемные часы, чтобы узнать состояние земельного участка. Елисеев сказал, что вопрос еще решается, но за определенную сумму может решиться в мою пользу.

Я поднимаю руку с часами к лицу и пальцем второй руки стучу по часам. Если не дурак, то поймет, что я прошу время все объяснить.

– Что конкретно предложил? – прокурор переводит с меня взгляд на того, кого допрашивают.

– Елисеев сказал, что может подсказать, как оформить документы, чтобы это выглядело как государственное строительство.

– Что было дальше?

– Дальше мы обратились за консультацией к юристу, выяснилось, что этот вопрос можно решить легально. Мы отказались от услуг Елисеева, но он сказал, что уже подключил связи и мы должны заплатить.

– После этого оперативники выдали вам денежные средства, которые были помечены и вы передали их подсудимому лично? - подытоживает Юра.

– Так и было.

– Большое спасибо, у меня к потерпевшему больше вопросов нет.

– Ваши вопросы, адвокат.

– Вы можете документально подтвердить требования со стороны моего подзащитного передачи денег за оказание услуг? На бумажном или цифровом носителе?

– Ну, как я могу документально подтвердить? Запись я не вел, я же не знал, что он это предложит. Но в кабинете была установлена камера.

Черт. Черт. Черт! Только бы не вспомнил, что я вчера рассказывала про камеру. Какого черта я вообще ему рассказывала об этом?

Домбровский смотрит на меня, я машу головой, чтобы не смел использовать это. Так не честно.

– Ваша честь, – поднимается со стула, – позвольте мне задать вопрос.

– Задавайте.

– Про камеры в кабинете в материалах дела ничего нет. Возможно, следствие что-то упустило. Необходимо дополнительное расследование.

– Ваша честь, – поднимается адвокат, – вот официальный документ, в период с двадцати трех до двадцати четырех часов семнадцатого октября был скачок электроэнергии, в результате чего жесткий диск был поврежден, все данные потеряны.

– Нет таких данных, которые нельзя было бы восстановить. – Прокурор не делает мою жизнь проще. Помнит про то, что я сказала. Использует это против меня, а я и сделать ничего не могу. – Я запрашиваю разрешение на дальнейшее разбирательство обстоятельств дела. Если кто-то скрывал улики, то у нас может появиться еще один подозреваемый.

Это я, что ли, еще один подозреваемый? Баламошка юридическая.

– Принимается. Судебное дело переносится на две недели для выяснения обстоятельств.

Заседание заканчивается.

Все ждут, когда уйдет судья, затем поднимаются, я наблюдаю за прокурором. Надо не упустить его, пересечься где-то, поговорить.

Когда судья уходит, все начинают расходиться, я первым делом иду к отцу.

– Пап, ты как? - обнимаю его.

– Потом поговорим, Саш. Пойдем отсюда.