Такую. Выгодную. Очень выгодную.

Потому что знай Элли заранее, что сатира можно купить на любовь под одеялом, соблазнить и охмурить, то постучала бы сразу в двери хибары. Ох, обидно-то как! Ведь чувствовала, когда смотрела на него вчера вечером, что дело нечисто.

Элли облизнулась, попыталась обернуться назад — не вышло, поза не позволяла. Путы на руках по-прежнему крепко стягивали локти и запястья, не давая не только врезать сатиру, но и наколдовать что-то опасное.

Рог. Секс. Наказание.

Третье не нравилось категорически.

И решать надо прямо сейчас.

Жжение от крапивы потихоньку таяло, словно прикосновение жестких пальцев было целебным. Сатир не торопил, молчал, даже не хмыкал. Только медленно надавливал туда, где пряталось удовольствие. Не настаивая. Но показывая, что будет.

Ну почему, почему она не прочитала ту проклятую книжку про сатиров? Сейчас хотя бы знала, чего ждать! Может, у этих тварей принято в людей руку по локоть запихивать, или звать медведя в компанию, или хтонь могильную. Но недоступная книжка продолжала стоять там, на верхней полке магической библиотеки, а Элли лежала тут, кверху пятой точкой, в чаще глухого леса, и предмет изучения мягко потирал ей киску, которая уже становилась мокрой. Проклятье!

Элли ощутила, как низ живота свело сладкой судорогой. Она чуть двинулась, так что жесткие пальцы надавили сильнее, а потом не выдержала и вильнула бедрами. Ох! Тело пронзило сладкой дрожью.

От знания, что сатир — огромный, красивый и опасный — стоит позади, возбуждение разгонялось почтовой каретой.

— Хорошо, если ты меняешь… меняешь рог на удовольствие…то я согласна. Я… можно… и… Ооооуу…

Элли опять прижалась к пальцам и окончательно потеряла дар речи.

На щеки плеснуло краской стыда, но это видели только муравьи.

— Хммм…

Теперь в голосе сатира однозначно слышалось предвкушение. И самое забавное, что Элли его разделяла.

8. 8.

Вчера Крэю исполнилось триста. Хорошее число. Значимое.

Вроде и не юнец прыщавый, но и не развалина. Самое то, что надо.

Сила еще вовсю играет в мышцах, голова ясная, а вот на приключения уже не тянет.

Лень.

Да и зачем? Отвоевал свое. Откусил у соперника большую часть леса. Дракона, который попытался отжать территорию — выгнал. Вон, до сих пор чешуя вокруг камина разложена.

Праздновать день рождения он не стал. А смысл? Что в мире изменилось от того, что триста лет назад маленький сатир посмотрел на мир, а мир посмотрел на него? Ничего не изменилось. Значит, и отмечать нечего. Пустое.

Да и кого позвать на праздник? Медведя или могильную хтонь?

Медведь, конечно, придет. Он Крэя любит.

Будет лежать клубком у очага и урчать, а еще, опираясь на мохнатый бок, удобно вырезать из дерева. Натрясет на пол клещей и шерсти. Выметай за ним после.

Потом сожрет все, до чего дотянется, а ночью еще и в погреб проникнет — кадушку с капустой разорять. Вот вроде нормальная зверюга за мясом должна лезть, а этот ненормальный до капусты. А капусту Крэй и сам любит. Жаль, ее редко на алтарь приносят в жертву. Все время норовят то зайца дохлого несвежего подложить, то перепелку, которая от старости клюв склеила. Охотнички…

Могильная хтонь тоже придет. Как гость она нетребовательна — не ест вообще. Но будет радостно сосать магию, пока не разбухнет до неприличных размеров. Потом та еще история ее обратно в склеп запихнуть — крышка у саркофага не закрывается. Да и сейчас в древних могильниках слишком топко, ливень недавно был, а там низина.

Больше соседей у Крэя не было. Второй сатир жил за овражным разломом — милях в десяти севернее. Друг другу не мешались, но и не враждовали.