Спустя несколько минут, Эмма, стоя в дверях, с нескрываемым восхищением оглядывает мой кабинет. Никакого визга и вздохов, только распахнутый взгляд.

– Можно? – указывает в сторону стеклянной от потолка до пола стены.

– Конечно, проходи. Располагайся, где тебе будет удобно.

Не уверен, что она меня слушает. Подойдя вплотную к стене, Эмма вниз смотрит, открывая мне на себя потрясающий вид. По сравнению с ней, там за окном всё обыденно и неинтересно.

С огромным удовольствием рассматриваю её затылок, ровно до того момента пока она не оборачивается.

– У Вас тут очень уютно, – оглядывается по сторонам. – Это удивительно для помещения, в котором с легкостью может поместиться гимнастический ковер четырнадцать на четырнадцать.

– Спасибо, Эмма. Дизайнер старалась. Но двухсот квадратов тут нет, если только с зоной отдыха и ванной комнатой.

Эмма прослеживает мой жест рукой и смотрит в ту сторону, куда я взмах совершил. Легонько кивает, мол, даже так.

Проходит ещё минут десять, и я готов признать: меня смело можно записывать в ряды поехавших умом стариканов. Оставшись наедине с Эммой, мне становится наплевать на все те доводы, которые мой мозг приводил против общения с ней. Это оказывается не только визуально приятно, но и чертовски увлекательно. Чтобы я не спросил, Эмма от ответов не уходит, не юлит, даже напротив. На каждый заданный вопрос я получаю лаконичный, но при этом информативный ответ.

Скольжу взглядом по черным завораживающим глазам, искрящимся смехом из-под длинных ресниц, аккуратному прямому носику, выразительно очерченным скулам… Жаль не записал все свои «против». А то Альцгеймер нагрянул.

В сотый раз начинает звонить телефон, выводя меня из собственных мыслей и из себя в целом.

– Я, наверное, пойду. Не хочется Вас отвлекать, Тимур Алексеевич. Спасибо за кофе, – Эмма, обхватив обеими руками чашку, отодвигает ее от края стола и параллельно начинает вставать.

– Не уходи, – произношу резче, чем следует. Эмма глаза распахивает, но опускается в кресло обратно. – Извини, это не срочно, – отключаю телефон, чтоб не мешал. – Продолжай. На чем мы остановились?

Она рассказывала о своём отношении к учебе в МФТИ, в сравнении с первым вузом, в котором проходила обучение на первом курсе.

– Да я ведь закончила в целом. Если подытожить, за наши лаборатории любой увлекающийся наукой студент, будет готов душу продать. Таких нигде больше нет. При желании можно параллельно обучаться, даже самостоятельно, смежным профессиям.

– Расскажи мне, что ты своим самым главным достижением за время обучения в институте считаешь?

Навряд ли сейчас услышу об оплачиваемой практике слова. Именно из-за неё многие студенты МФТИ хотят практику у нас проходить. Один – три месяца, оплачиваемые по полной ставке аналогичных сотрудников.

Эмма сводит брови на переносице, придавая себе задумчивый вид. Когда она нижнюю губу изнутри закусывает, я понимаю, что девчонка решает в этот момент: говорить правду или нет.

– Тиль, – произносит на выдохе, дескать, была не была.

– Необычное имя. Эта та девушка, с которой ты разговаривала после того, как вскрыла нашу систему безопасности?

Лицо Эммы озаряет самая обворожительная улыбка из всех, что мне доводилось увидеть. Внутри кое-что определенное ёкает.

– Тиль – искусственный интеллект, приближенный к натуральному. Человеческому. Но мне нравится её считать девочкой. У неё есть сознание, эмоции, личность.

Эмма проходится длинными пальцами по краям лежащей перед ней салфетки. Окидывает взглядом пространство вокруг и ко мне его возвращает.