«Вот и хозяева, – подумал Федор, глядя, как в плотном мраке на берегу зажигаются изливающие сумрак точки глаз, как пустые взгляды медленно фокусируются на их лодке и начинают гореть стынущей ненавистью. – И похоже, они нам совсем не рады».

«Уходите отсюда, пока не поздно. Прочь!» – услышал он внутри себя непререкаемой тяжести повеление, и рука, словно непроизвольно, легла на румпель, отворачивая лодку от берега. И сразу же он почувствовал, как в руку возвращается сила и вокруг становится чуть светлее, а тоска постепенно отпускает сердце.

«Нечего здесь делать, в этой темноте, страхе и ненависти», – с облегчением подумал Федор. Но в следующий миг до его ушей долетел слабый дрогнувший голосок девочки:

– Нет, пожалуйста, нам туда…

– Аква… – хрипло позвал Федор.

– Надо…

Он помедлил долю секунды и увидел, как вслед за глазами начинают угадываться сумрачные силуэты, огромная толпа, скрытая тьмой.

– Аква, – нагнулся он к девочке, говорил почти шепотом. – Ты понимаешь, кто они?

Та прижалась к нему, придвинулась вплотную и, сама не замечая, пропихнула ладошку в его руку. Ладошка показалась Федору ледяной. Но девочка кивнула, и голос, совсем недавно блеклый и обессиленный, будто его выжали, немного окреп.

– Помнишь, я ведь сказала, что иногда помогают мертвые, – произнесла она.

«Не похоже, что здесь кто-то собирается нам помочь, – мелькнула мысль. – Дочь капитана Льва такая же своенравная и бесстрашная, как ее отец… Но хорошо, будь пока по-твоему».

Федор вернул лодку на прежний курс. И эта леденящая ненависть на берегу сразу же снова сгустилась.

«Тебе еще предстоит научиться отваге, Аква, – думал он. – И научиться отличать ее от безрассудства, как научился капитан Лев. Но если ты считаешь, что нас ждут здесь некоторые ответы, хотя бы небольшая их часть, то я готов рискнуть».

«Кто вы такие?» – снова мрачной тяжестью дохнуло с берега.

– Просто путники. Идем с миром, – отозвался Федор. – И нам нужна помощь мертвых.

Если понятие «гробовая тишина» действительно существует, то в следующий миг повисла именно она. Уши словно потеряли умение слышать. Лишь струйки ледяного ветерка, как щупальца, прошлись по ним и по лицу Федора. Он уже хотел было назвать себя и девочку, когда неожиданно, будто говорящий находился совсем рядом, скрипучий голос произнес:

– Смотрю, тебе не занимать наглости, молодой гид.

Федор ждал. Щупальца ледяного дыхания отпрянули. Во тьме на берегу проявились очертания закутанной в плащ фигуры. Фонарик в бледной, как у утопленника, руке загорелся болотным огоньком, зловещая тень легла на высохшее лицо.

– А я смотрю, тебе известно обо мне, – сказал Федор.

– Мне много чего известно, – отозвался голос, причем так, словно между словами были пустоты и из них веяло могильным холодом. – О тебе – что ты связал несвязываемое. Еще больше все запутав.

Федор ждал. Молчание в этом месте могло быть лучше любых слов. Наконец стоящий на берегу подул на фонарик. И болотный огонек угас, тьма же вокруг, напротив, начала рассеиваться. Постепенно стали проявляться… Федор почувствовал, как у него слегка пересохло в горле. Оказывается, закутанная в плащ фигура была окружена воинством огромных псов. Это их глаза горели в темноте. Сейчас свирепая ненависть гасла, уступая место маслянистому блеску. Но все равно что-то жуткое, неправильное оставалось в их облике и в том, как они стояли, – не взятые на привязь, псы выстроились ровными колоннами, как верные солдаты.

Стоящий на берегу расхохотался и скинул за спину свой плащ. Один из псов тут же подхватил его. У Федора дернулась щека. В мертвой морде пса проступило что-то невозможное, и… Федор как-то сонно усмехнулся, тряхнул головой.