Федор попытался обдумать услышанное и понял, что у него не выходит.
– И поэтому ты заявилась с ножом?
Она кивнула. А потом как-то странно посмотрела на Федора – может быть, мелькнувшие детское благоговение и страх ему лишь привиделись.
– Ну не поэтому… А потому, что ты умеешь делать Лабиринты.
– Что я умею делать? – спросил Федор.
– Я знаю, ты не поверишь, но это так.
– Прости, ты сказала «лабиринты»?
Она кивнула.
– О чем ты? – Федор все более пристально разглядывал странную гостью. Он знал лишь нескольких мужчин, которые осмелятся выйти на канал после заката, а тут девчушка, совсем ребенок. Если отбросить предположение, что она не в себе, что пока давалось все сложнее, то у нее должны быть очень веские основания оказаться здесь. Федор вдруг вспомнил симметрично склоненные друг к другу сигнальные дымы на бакенах и с неприятным удивлением почувствовал, что спину и затылок стянула гусиная кожа.
«Ты ведь не местный и не знаешь, как там, за воротами».
Он нахмурился, а потом, словно отгоняя дурное наваждение, спросил:
– Это что – какая-то игра?
– Да, я тоже боялась поверить. Это так невероятно! Я знаю только одного человека, создавшего Лабиринт, но он… Он сейчас…
Она замолчала, опять как-то странно озираясь, на миг ее лицо сковала печаль, затем затараторила:
– Так хорошо, что я тебя нашла! Хоть ты оказался совсем не таким. Совсем не похож…
«Она сумасшедшая, – мелькнуло в голове. – Просто сумасшедшая девчонка».
И тут же откуда-то из-за ворот будто накатила волна одобрения, словно что-то большое и бесформенное, таящееся во тьме, обрадовалось подобному строю мыслей, – конечно, сумасшедшая! – обрадовалось и теперь сулило легкий выход: «Сумасшедшая – этим все и объясняется. И теперь только забрать у нее нож и…»
На лбу внезапно выступила испарина. Девочка внимательно смотрела на него.
– Ты ведь меня не обидишь? – неожиданно попросила она.
Федор протер лоб: а ведь там, за воротами что-то очень… Он посмотрел на девочку, попробовал ей улыбнуться: «Я опять думал неправильно: сумасшедшему не выжить на ночном канале и нескольких минут. А она здесь. Возможно, немного не от мира сего, необычная, возможно, очень необычная, но именно поэтому ей есть что мне сообщить. И еще кое-что, кое-что очень важное…»
(Сигнальные дымы, склоненные друг к другу, были невозможны.)
Он тихо усмехнулся и бросил пристальный, потяжелевший взгляд в густую тьму за воротами. «Кем бы и чем бы ты ни было, ты только что выдало себя. Я не знаю, что ты такое, но грязный почерк всегда одинаковый. – Федор поморщился и снова усмехнулся, подумав о девочке. – И похоже, мы с ней на одной стороне. Вот что по-настоящему важно».
Он обернулся к своей гостье. Девчонка все еще была как сжатая пружина.
– Рассказывай, – кивнул ей Федор.
– Лабиринт капитана Льва и его сон, объявленный Священным, – как в горячке, пояснил Брут.
– И что? – нетерпеливо отмахнулся Хома.
– Об этом здесь. – Брут потряс листками. – Монах начал догадываться…
– Братик, ты о чем?
– Монах, брат Фекл. Он ведь был такой, как я.
– Я понял про монаха. Но я не про него. Брут, что с тобой? Мы ж вольные братишки, нас все это не касается.
– Девочка… Он успел передать мне. И теперь я должен. Больше некому.
– Не ка-са-ет-ся. Забыл?!
Брут насупился.
– Братик, давай избавимся от чертовой книги и заживем по-старому. Одно зло от нее.
– Она бесценное сокровище! Ты что, не понимаешь…
– Это ты не понимаешь! Слушай сюда: нас уже ищут. Хорошо хоть не знают кого. Ее не продать. – Хома развел руками. – Не продать нам чертову книгу. Пока ты тут прохлаждаешься, изображая из себя ученого-книжника, я сгонял на тот берег. К людям. Разведал, о чем шепчут. Новости ужасные. Нас подставили, Брут. Не коллекционер он был вовсе.