– Да, господин Мория?

– Слушай, у меня отличная мысль! Я подумал, что если я найму вертолет…

Господин Мория сдался минут через десять, немного успокоенный тем, что управление канала рассчитывает открыть движение в ближайшие дни. Хисако вышла из радиорубки (здесь даже пахнет… электроникой, подумала она про себя) и прошла по короткому коридорчику к освещенному красным светом мостику, где тоже повсюду мигали маленькие лампочки.

Мостик оказался очень длинным (или широким, подумала она), он был набит еще более сложными приборами, чем радиорубка; всевозможные панели, рычаги, кнопки и экраны мерцали в странном рубиновом свете ламп, горевших на потолке. За наклонно расположенными окнами темнело озеро, в отдалении светились огни «Накодо», до которого было около километра. Чуть дальше она заметила другие огни; наверное, это был Гатун – обыкновенно он был не виден, так как его заслоняли острова, лежавшие между отмеченной буями территорией озера, где стояли суда, и городом.

Она подошла к штурвалу; он оказался маленьким, не больше руля спортивного автомобиля. Дотронулась до него.

– Плохие новости?

Она вздрогнула (и мысленно порадовалась, что в этом рубиновом свете нельзя заметить, как она покраснела), затем повернулась к Линьи, который появился из другого залитого красным светом помещения за мостиком.

Она покачала головой.

– Нет. Мой агент беспокоится; через две недели я должна была играть в Европе, и вот… – она выразительно развела руками, – …похоже, я не попаду туда вовремя.

Он сочувственно вздохнул и медленно кивнул ей с высоты своего роста. В этом рубиновом свете его лицо казалось гладким, как театральная маска. Она ожидала обычных вопросов: почему она не полетела на самолете? Посетит ли она его страну? И так далее, но он просто медленно отвел взгляд. Она заметила, что он держит в руках планшетку с зажимом.

– Извините, – сказал он, – я позову кого-нибудь, чтобы вас проводили обратно. Я не могу отсюда уйти… сейчас моя вахта.

– Я сама найду дорогу, – сказала она.

– Bien.[19]

– Я удивилась, сколько тут всякой техники, – обвела она взглядом пульты управления и экраны. – Все так сложно…

Он пожал плечами. Она увидела, как они приподнялись и опустились.

– На самом деле все гораздо проще, чем кажется. Судно – это… как инструмент. Виолончель, думаю, посложнее.

Она поймала себя на том, что тоже пожимает плечами, мгновенно отметив, что невольно повторяет его жесты.

– Но у виолончели только четыре струны, – сказала она, – и чтобы управиться с ней, вполне достаточно одного человека, а тут нужно… двадцать или тридцать.

– Но и с судном вполне может управиться один человек, – сказал он, указывая рукой на панели. – Мы прямо отсюда управляем двигателем; это – штурвал, вот радар, эхолот… браш… якорный механизм; у нас есть компьютер и спутниковая навигационная система, и обычные карты… в реальной практике (английское «in reality» он произнес на французский лад как «realite», и она подумала, что могла бы без устали слушать его акцент часами напролет, с утра до вечера)… в реальной действительности требуется больше людей… для обслуживания механизмов… ну и так далее.

Ей хотелось растянуть этот момент, поэтому она прошла вдоль наклонной панели под окнами. – Но здесь так много разных приборов!

В душе ей было немного совестно изображать полное неведение, потому что старший помощник Эндо уже показывал ей капитанский мостик «Накодо», правда, тогда она ни к чему особенно не присматривалась. Хисако провела рукой по темным экранам:

– А это для чего?