– Ш-ш-ш-ш, – успокаивает ее Шаффа. Он делал это все время, хотя сейчас он гладит ее по спине и большим пальцем стирает ее слезы. – Ш-ш-ш. Бедняжка. Как дурно с моей стороны. Когда лишь этим утром… – Он вздыхает. – Ш-ш-ш-ш, малышка. Отдохни.

Нэссун выжата досуха и опустошена, лишь горе и ярость несутся в ней как сель, снося все на своем пути горячей бурлящей жижей. Горе, и ярость, и еще одно последнее здоровое чувство.

– Ты единственный, кого я люблю, Шаффа, – голос ее звучит сипло и устало. – И лишь из-за тебя я не с-стану. Но… но я…

Он целует ее в лоб.

– Закончи все, как тебе нужно, моя Нэссун.

– Я не хочу. – Ей приходится сглотнуть. – Я хочу, чтобы ты… чтобы жил!

Он тихо смеется.

– Ты все равно ребенок, несмотря на все, что тебе пришлось пережить. – Это ранит, но смысл его слов понятен. Она не сможет сохранить Шаффу живым и убить ненависть мира. Она должна выбрать тот или иной конец. Но Шаффа твердо повторяет: – Сделай так, как тебе надо.

Нэссун отодвигается, чтобы посмотреть на него. Он улыбается еще раз, глядя на нее ясным взглядом.

– Что?

Он нежно-нежно обнимает ее.

– Ты мое воздаяние, Нэссун. Ты – все те дети, которых я любил и защищал даже от самого себя. И если это тебя успокоит… – он целует ее в лоб, – то я буду твоим Стражем, пока мир не сгорит, малышка.

Это благословение, бальзам. Тошнота в конце концов отступает от Нэссун. В объятиях Шаффы, спокойная и покорная, она наконец засыпает среди снов о мире пылающем и плавящемся и по-своему мирном.

– Сталь, – зовет она на следующее утро.

Сталь возникает перед ними посреди дороги, скрестив руки на груди с выражением легкого изумления на лице.

– Самый близкий путь в Сердечник относительно недалеко, – говорит он, когда она спрашивает о том, чего недостает в знаниях Шаффы. – Месяц пути или около того. Конечно… – Он многозначительно позволяет словам повиснуть в воздухе. Он уже предлагал Нэссун и Шаффе лично отнести их на ту сторону света, что, вероятно, способны сделать камнееды. Это избавило бы их от многих тягот и опасностей, но им пришлось бы довериться Стали, когда он понес бы их сквозь землю в странной, пугающей манере его сородичей.

– Нет, спасибо, – снова отвечает Нэссун. Она не спрашивает мнения Шаффы, хотя тот сидит, привалившись к скале, неподалеку. Ей незачем спрашивать его. То, что Сталь интересует только Нэссун, очевидно. Он запросто может спокойно забыть перенести Шаффу или потерять его по пути в Сердечник. – Но не мог бы ты рассказать нам о месте, куда мы собираемся пойти? Шаффа не помнит.

Серый взгляд Стали переходит на Шаффу. Шаффа улыбается в ответ, обманчиво спокойный. Даже серебро в нем затихает, всего на мгновение. Может, Отец-Земля не любит и Сталь тоже.

– Это называлось станцией, – после секундного молчания объясняет Сталь. – Оно старое. Ты назвала бы его руинами мертвой цивилизации, хотя оно до сих пор невредимо, спрятанное среди настоящих руин. Давным-давно люди использовали эти станции или, скорее, транспорт этих станций, чтобы передвигаться на большие расстояния куда эффективнее, чем пешком. Сегодня же только мы, камнееды, и Стражи помним, что эти станции существуют. – Его улыбка, которая не менялась с момента его появления, неподвижная и ироничная. Похоже, что для Шаффы она почему-то что-то означает.

– Все мы платим за могущество, – говорит Шаффа. Голос его холоден и ровен, как когда он задумывает сделать что-то плохое.

– Да. – Сталь молчит на мгновение дольше, чем нужно. – И за этот метод транспортировки тоже придется заплатить.