Несколько раз постучав в закрытые двери спальни, я заглянула внутрь. Костя сидел на кровати и задумчиво смотрел в окно. Он выглядел так, словно сейчас принимал для себя какое-то довольно важное решение, но я не могла быть в этом уверена на сто процентов, потому что в следующую секунду его лицо снова стало «каменным».

— Перевязка, — коротко обозначила я и положила на стол всё необходимое.

Костя не без труда, но самостоятельно стянул одной рукой футболку, которую ему отдал папа. Я старалась оставаться невозмутимой, но не получалось. Мое дыхание участилось и создалось такое впечатление, что всё пространство спальни уже успело под завязку напитаться тяжелой каменной энергетикой Кости.

Приступив к процедуре, я сделала всё быстро, без лишних движений и хотелось надеяться, безболезненно. Я ощущала на себе взгляд Кости. Снова поймала себя на мысли, что он словно взвешивал для себя «за» и «против», но по какому поводу — непонятно. Его взгляд не был липким, похотливым или банально некомфортным. Он просто обволакивал, изучал, искал что-то.

— Всё, — тихо произнесла я и медленно опустила руки, всё еще ощущая подушечками пальцев теплоту Костиной кожи.

Теперь следовало просто сделать шаг назад, выйти из зоны чужого личного пространства, собрать аптечку и уйти. Но глаза Кости быстро нашли мои и этот тяжелый взгляд будто пригвоздил меня к полу. Я не ощущала тревоги, хотя, возможно, стоило бы. Просто замерла, как кролик, который впервые увидел удава. А затем Костя резко схватил меня за руку. За ту же и в том же месте, что и вчера. За ночь у меня успел проступить синяк, а теперь он угрожал задержаться на моей коже дольше обычного. Но и это меня ни капли не напугало, потому что Костя резко усадил к себе на колени и крепко сжав мой подбородок пальцами, прижался сухими горькими губами к моим.

8. Восемь.

На долю секунды мне подумалось, что всё это было нереально. Это просто сон. Очень яркий, эмоциональный, но всё-таки сон. Я почти не знала этого человека, да и он меня — тоже. Нас ничего не связывало. Тот давний разговор не имел такой силы. Во всяком случае, в отношении Кости. Это я была наивной дурочкой, которая дорисовала образ, фактически создала у себя в голове человека, не существовавшего в реальности.

У меня были лишь грезы. Я отчего совсем не к месту вспомнила стихи Йейтса: «И я простираю грезы под ноги тебе! Ступай легко, мои ты топчешь грезы…». А у Кости была жена, была своя жизнь, наплоенная опасностью, которая привела его к нам.

Тем не менее я не смогла поступить так, как следовало. Не смогла отказаться от этого поцелуя, пусть мне и не была известна причина, по которой он возник. Всё это сейчас интересовало меня в самую последнюю очередь.

Горячая и немного шершавая ладонь Кости коснулась моего бедра, и я тихо выдохнула ему прямо в рот свой стон. Все эти уверенные прикосновения рождали внутри меня чувство, которого я раньше не ощущала. Оно было болезненно-приятным, горячим и даже немного тяжелым.

Боясь причинить боль, я старалась не прикасаться к раненному плечу. Я вообще боялась прикасаться, но затем всё же потянулась пальцами к гладко выбритому подбородку, прочертила неровные прозрачные линии, а затем осмелев, обвила шею руками.

Костя целовал меня с такою жадностью и настойчивостью, отчего в голове промелькнула дурацкая мысль, что он вот-вот просто съест меня. Я не чувствовала страха, только приятную теплую тяжесть, что сосредоточилась внизу живота.

Я много думала о Косте, представляла его и фантазировала о том, как он мог измениться за прошедшие годы. Но никогда мои мысли не заходили настолько далеко, никогда они не пересекали эту интимную линию. Не из-за страха или смущения. А потому, что я понимала — этот человек для меня недоступен. Не хотелось делать себе еще больней и давать полную свободу действий своим грезам.