— Моей матери.

— Её нет?

— Она умерла. Заболела.

— Ты не смог ей помочь? – и в нём была эта тяжесть. Такая глубокая. Рана. Сильная. Болело.

— Нет, – ответил Йохан. — Эту хворь нельзя лечить магией. Я пытался.

— Это мир… вы извели его, – я подняла глаза на него, мы сцепились взглядами. И я тонула в этом. Его переливающейся всеми цветами магии. — Он даёт вам, а вы только берёте и берёте, но ничего не даёте взамен. Истощаете его, а он никак не может докричатся до вас. А я слышу его крик, он даёт мне сил, не делясь с вами, потому что он бы всех вас извёл, как паразитов, которые мешают ему дышать, стискивая льдом безразличия и алчности, даже это простое — снег, тишина зимы… но ты не согласен, тебе не вовремя, ты хочешь управлять этим, но не в силах, злишься, своей силой давишь, прижимаешь, а он подчиняется, потому что боится, а дальше… дальше только пустота.

Оно тянуло меня. Снова. На дно, вглубь. Оттуда дороги назад нет.

— Кириана, перестань, — громыхнул Йохан, а я уже в который раз вынырнула из этого морока, что поглощал меня.

По щекам текли слёзы.

10. Глава 10. Йохан

Да она с ума сошла!

Внутри клокотала ярость. Я не знал, что со мной происходило. Могу с уверенностью сказать — такого со мной никогда не было.

Но с этой рыжей ведьмой постоянно!

Взрывать, рубить, уничтожать, кромсать! Убивать!

На самом деле, я достаточно миролюбивый. Война — это точно не про меня, хотя, конечно, всякое испытал на своем недолгом веку. Относительно магов и герцогов я весьма молод — мне всего семьдесят семь календарных зим. Кто ж знал, что мой родитель представится, когда мне еще пятьдесят было. И вот приходилось теперь каждый год появляться на королевском собрании среди умудренных опытом магов, которые жили по половине тысячезимия. Раньше, когда можно было определять лето, годы мы исчисляли именно ими, но теперь в расчет пошли зимы.

Так вот. Я молодой вполне себе миролюбивый герцог Ван дер Караман превращался в чудовище рядом с этой женщиной!

И чем больше она говорила страшных вещей, тем больше хотелось убивать!

Но не ее. Ее хотелось сжать, закрутиться вокруг нее, спрятать в себе ото всех, прикрыть ее, чтобы никто-никто и никогда-никогда не причинил ей никакой боли.

Она пряталась в мороке и тьме. А я… я хотел быть этой тьмой для нее. Проникнуть в ее мысли, исцелить от горечи, сделаться частью нее. Это… невыносимо мучительно держаться от нее на расстоянии.

Каждый миг я рвал в себе порывы дотронуться, коснуться.

А теперь она говорит, что в том мире ей не жить нормально. Придется магию и тьму прятать все время. Как ее можно спрятать? Ради чего? Что такого замечательного в ее мире? Почему ее так тянуло туда?

Может, она любила кого-то? Или жених был?

Ревность резанула меня острым лезвием. Нет-нет-нет. Никаких женихов, любовей всяких прочих.

И вообще ни в какой такой мир она не пойдет!

Я начал задыхаться, пока Кириана пыталась совладать с тьмой. Заглядывал в ее заплаканные глаза и сказать ничего не мог. Да твою ж тебя за змеиную ногу! Обещание, закрепленное магией!

Хорошо! Я понял. Однако мне никто не мешает пойти в тот мир вместе с ней. Я выжгу перед ее ногами землю, чтобы ничего не мешало, не причиняло ей боли. Уничтож-ж-жу! Превращ-щ-щу мир в огненное пекло, если хоть кто-то хотя бы неправильно посмотрит в ее сторону. Я сож-ж-жгу! Я…

— Йохан! — позвала меня ведьма, опомнившись. А я… я уже не мог остановиться. Мое тело росло в размерах, наяву покрываясь чешуей. И нет, я не маленький уж, и даже не лесной питон. Да бог проклятого мира знает, кто я такой!