– Открывай!

За дверью молчали. В глубине дома слышалась какая-то непонятная возня.

– Я говорю, открывай, мерзавец!

Баррету так и не открыли. Он выбрал пониже расположенное окно без решетки, толкнул кулаком раму – она легко отворилась вовнутрь – и перемахнул через подоконник. В доме было полутемно и сильно пахло сушеной травой. В задних комнатах и впрямь кое-что происходило – оттуда доносились такие звуки, как будто некто колотил вальком мокрое тряпье. В запах травы вплетался аромат горячего воска, видимо, тут недавно опрокинули и потушили свечу.

– Ланда!

Флибустьер отдернул занавеску, впуская в темное пространство приглушенный теплый свет южного вечера. Сармиенто лежала на полу навзничь, прикрывая лицо тонкими пальцами. Ланда пытался ударить ее сапогом в грудь, но, видимо, из-за недостатка света он только что промахнулся. На обнажившихся плечах Лусии наливались пурпуром свежие синяки. Баррет подошел вплотную, поймал испанца за воротник и туго накрутил ткань на кулак, стянув ее вокруг чужой шеи.

– Видно, ты окончательно рехнулся, нажравшись зелья. Я еще припомню тебе и это, и сегодняшнее «развлечение» на Пласа Майор.

Ланда выглядел злым, но уже отчасти успокоился. Кое-какие прыткие искорки в глазах все еще метались.

– Пусти, англичанин, – просипел он полузадушенно. – Я тебе говорю, пусти. Ты не сумеешь мне помешать, я все равно как следует накажу эту потаскуху.

– Может, она и распоследняя шлюха, какая разница? Зато мисс Лус спасла мою руку. Я не потерплю, чтобы ты, взбесясь от жары, чесал кулаки.

Баррет немного ослабил хватку, де Ланда освободился, в нерешительности потирая шею.

– Наверное, следовало бы утопить тебя в море, покуда ты был слабее котенка, теперь ты сделался самостоятельным и слишком быстро поправляешься, Питер. К сожалению, хорошая мысль пришла ко мне слишком поздно. Впредь не смей вставать между мужем и женой.

– Сармиенто тебе не жена.

– Это с вашей, английской точки зрения. В Испании можно легко обойтись без попов, достаточно при двух свидетелях назвать женщину женой.

Сармиенто уже встала и теперь поправляла порванное платье. Она потеряла платок, черные волосы упали на плечи.

– Не обращай на него внимания, Питер, – сказала она. – У Эрнандо от рождения желчь заменяет кровь.

Ланда сжал кулаки, но драку возобновить не решился, он пробормотал что-то вроде «carajo» и поспешно убрался в другую комнату.

Баррет отправился в патио. Солнце стремительно садилось, веяние прохлады сменило жару, длинные глубокие тени от стен падали на булыжник. Англичанин сел на скамью, взял в руки кружку, растерянно повертел ее и отставил прочь – близкая тьма мешала рассмотреть цвет сосуда. Кто-то подошел легкими шагами и неслышно сел рядом в темноте.

– Это вы, сеньорита Лусия?

Мелькнула искра, вспыхнул огонь лампы. Сармиенто уже поправила платье и прикрыла плечи, облик ее изменился, стал замкнутым и не наводил на мысли о беззащитности.

– Спасибо, англичанин, но тебе не следовало к нему прикасаться.

– Я сделал это не из-за вас, а потому что так захотелось.

– Конечно.

– Как все это вышло?

– Ланда странный человек, он мечтатель, злой мистик и верит в демонов индейской земли. Иногда он требует, чтобы я колдовала и гадала для него.

Баррет поежился.

– По правде признаться, мэм, то есть, я хочу сказать, сеньорита Сармиенто, я не хочу иметь дело ни с чем этаким, дьявольским. Как вы лечили меня?

Испанка засмеялась негромко, но Баррет почувствовал, как наливаются краской его щеки – хорошо хоть в сумерках не видно.

– О нет, англичанин, можешь не печалиться о своей темной судьбе. В Новой Гранаде много трав естественного происхождения, индейцы иногда делятся секретами, а у меня достаточно ловкие пальцы, чтобы вытащить осколки кости. Дьявол не покупал у тебя бессмертной души – с каждым новым убийством ты сам по частям даришь эту душу. Просто потому, что не знаешь ее цены.