Нет, не письма – фотографии...

Глаза едва из орбит не выпали, рот раскрылся в изумлении, сердце застряло в горле и взгляд забегал от фото к фото.

– Что за... – поражённо выдохнула Наталья, сбрасывая оцепенение.

Все фотографии были формата А4, с весьма эротическим содержанием: Данил в трусах, которые едва ли можно назвать трусами, так – тряпочка на ниточке.

– Господи, ужас какой… Что это за бесстыдство? Зачем оно? – зашептала Наталья, сдвигая одно фото с другого, чтобы рассмотреть все. Ей было мучительно стыдно за то, что она смотрит на обнажённое тело молодого мужчины, но ничто на свете сейчас не заставило бы её остановиться – рука жадно скользила по глянцу, касаясь то симпатичного лица, то рельефного торса, то длинных стройных ног.

И телефон едва не выпал из дрожащей руки, когда она докопалась до вишенки на торте: Данил лежал, его эрегированный толстый длинный член стоял. Наталье стало воистину жарко. Она, помедлив, подобрала фото. Приблизила его, подсветив фонариком, и словно заворожённая уставилась на бессовестно шикарный агрегат. Влагалище поджалось, обильно выделяя смазку, соски затвердели и зазудели – ткань одежды болезненно натирала, её хотелось сбросить, облегчить горячечный зуд. Низ живота скрутило мучительным возбуждением.

– Господи! Что я делаю?! – краснея всем своим существом, опешила женщина.

Задышала, отбросила фотографию на стол, словно обожглась. Та плюхнулась на баночку открытого соевого соуса, опрокинув её, и жидкость потекла, пачкая обнажённую красоту.

– Нет, нет, нет, – засуетилась Гордеева. Схватила фото. Бросила. Поставила баночку, начала краем футболки вытирать соус со стола. Затем принялась за фото, но увы – жидкость впиталась, и изображение было безнадёжно испорчено.

– О-о, бо-о-же, – прошипела она.

Из приоткрытой на микро-проветривание форточки послышался дверной звонок. Наталья содрогнулась, схватившись за сердце. Несколько секунд ушло на то, чтобы понять, что звук идёт от её собственной дверной калитки. Ещё раз прозвенело: длинно и настойчиво. Женщина разозлилась: не так уж много людей могло прийти к ней – жила он уединённо. А кто бы мог прийти так поздно, вариантов и вовсе не было.

– Чёрт подери! – прорычала она и выключила фонарик на телефоне.

Суетливо посмотрела на фото. Если Данил найдёт его таким, то поймет, что кто-то залезал в дом… Уж лучше пусть вообще не найдёт. Она зашипела разъярённым котом, сунула фотографию под футболку и метнулась на выход, пару раз споткнувшись в темноте захламлённого дома.

Вмиг преодолела территорию чужого участка, но едва не упала на попу, пока перелезала в спешке через ограду. Пригладила взъерошенные волосы, одёрнула тёмную заляпанную футболку и подошла к калитке.

– Кто там?

– Д-добрый вечер, Наталья Александровна! Это Анатолий Степанович! – засуетился Гусев за калиткой.

Гордеева едва не поперхнулась от возмущения.

– Вы чего так поздно и без предупреждения? – Скрестив руки на груди, нахмурилась она, даже не собираясь двигаться с места.

– Извините. Я не хотел… Точнее хотел, но пораньше, но не смог пораньше. Маму надо было спать уложить. И я вот... За вчерашнее извиниться пришёл… Хотел вас увидеть, – пыхтел и блеял за дверью мужчина.

– Я уже собираюсь идти спать. Пожалуйста, Анатолий, приходите в другой раз, а лучше позвоните, – холодно сказала Наталья, хоть и чувствовала лёгкую вину за собой. Вот только видеть Гусева сейчас не хотелось. Совсем.

– Хм, ладно.

– Хорошо.

– Завтра можно?

Гордеева надула щёки от возмущения, глубоко вздохнула успокаиваясь. Йога! Ей срочно нужна йога! Поза дерева.