С этими словами Михаил Кузьмич достал из портфеля красивый «пузырек».

– Что-то стало холодать… – Янгель улыбнулся.

Меня словно черт – искуситель подтолкнул. И я ляпнул:

– Михаил Кузьмич, «Арарат» вам в ЦК выдают?

– Дурак! – беззлобно ругнул меня Янгель, – мой «цэковский магазин» называется «Сельхозпродукты» и находится на улице Рабочей, возле Центральной проходной. Злачные места, как и начальство, надо знать в лицо. Если хочешь дорасти до Главного Конструктора – заруби себе на носу – глупых не терплю.

– Это же Ваш «крестник». Он живет на проспекте Кирова. Улицы Рабочей не знает, – улыбнулся Иосиф Менделевич.

– А я его не забыл. Помню, как ты его выгораживал!

(Затронутый в салоне самолета эпизод из моей жизненной ситуации требует небольшого отступления. Незадолго перед полетом на полигон со мной произошла неприятная история. Надо было срочно согласовать с рядом подразделений протокол совещания, на котором рассматривались причины неудачи с пуском в одной из воинских частей уже принятой на вооружение одной из наших ракет. Сколько километров я набегал с проектом протокола из одного корпуса КБ в другой, поднимаясь и опускаясь с этажа на этаж. Меня подстегивали участники совещания, прибывшие из разных городов СССР. Каждый представитель каждой смежной организации горел желанием как можно быстрее улететь домой с документами в кармане. Даже в обед не удалось вырваться в столовую. Выручили пирожки из буфета. На бегу подкреплялся ими. И надо же было такому случиться, что на меня, жующего возле приемной Главного конструктора, в коридоре наткнулся Янгель. Он пребывал явно не в лучшем расположении духа:

– Разгильдяй! Глотать пирожки в рабочее время! Страна ждет от него создания ракетного щита, он тратит драгоценное время на пищеварение! Вам что, обеденного перерыва мало?

И, обернувшись к шедшему за ним начальнику отдела кадров, приказал:

Уволить! Немедленно! Приказ об увольнении объявить во всех подразделениях!

Потом, подумав пару секунд, добавил:

– Будем крепить трудовую дисциплину!

Со злосчастным пирожком, камнем лежавшем в желудке, и грустными мыслями в голове я вернулся к рабочему столу. Мой непосредственный шеф схватился за сердце и начал искать валидол. Еще бы, такой конфликт уладить невозможно: если Янгель приказывал кого-то уволить, то человек неминуемо оказывался за забором.

Уговаривать Михаила Кузьмича отменить свой приказ ходили и поодиночке и целыми делегациями – мои руководители отдела и комплекса, представители профкома, комсомола, партийные функционеры. Какими только фактами не пытались смягчить сердце Главного, какие только аргументы не приводились в качестве доказательств моего абсолютно невозможного увольнения: парень молодой, но очень работящий, борется за звание «Ударник коммунистического труда», взысканий не имеет, живет в общежитии, выпускает стенгазету, дружинник, донор, спортсмен, участник художественной самодеятельности (разве только красавцем не обзывали!). Ел пирожок в рабочее время, потому что заседания аварийной комиссии затягивались, захватывая не только время обеда, но и иногда ужина, а он обеспечивал работу этой комиссии, без него она ну совершенно не смогла бы работать и так далее и тому подобное.

В общем, нервотрепки было предостаточно. Меня проработали на профсоюзном собрании отдела, на комсомольском собрании комплекса, взяли на поруки, прикрепили наставника. И Янгель сдался. Меня не уволили, но все-таки объявили выговор, чтобы неповадно было в будущем и мне, и другим. Инцидент был исчерпан, но мне запомнился на всю жизнь).