Анжелика

Я ничего не понимала, поэтому, как истинная блондинка, вела себя нестабильно и временами глупо. Стыдно в этом признаваться, но рядом с Одинцовым сложно оставаться адекватной.

Он меня раздражал и провоцировал. Я пыталась держаться с достоинством, но когда этот гад в боссьем обличье нагло ухмыляется и всякие скабрезности отпускает с каменным лицом, даже идол с острова Пасхи козью морду состроит, а уж мне-то и сам бог велел творить безумства.

Идея с мороженым и попкорном была лишней.

– Я сейчас лопну, – бормотала Анька, но мужественно продолжала давиться холодным десертом. А вот Зефирка – молодец. Не смотрите, что она нежная и трепетная: ела как гренадёр, за обе щёки уписывала и глазом не моргнула. Не стонала концертно-показательно, как подруга моя.

– Отлично! – мурлыкнула она и с наслаждением облизала ложку. – Давно я так не отрывалась.

Она бросала на меня загадочные взгляды. Её отличали олимпийское спокойствие и нездоровый интерес к происходящему. Я подозреваю, Зефирка наслаждалась. В её меню входило не только баснословно дорогое мороженое с шоколадом, орешками, взбитыми сливками и ещё с кучей неопознанных ингредиентов, но и мы все вместе взятые.

Я бы взбесилась, будь Одинцов моим э-э-э… парнем. А Зефирка дышала спокойствием, цвела доброжелательной улыбкой и все эти два притопа три прихлопа вокруг меня в Одинцовском исполнении встречала достаточно мило, без истерик и визгов. Она даже не злилась, а поэтому я терялась ещё больше.

– Девочки, закругляйтесь, нам пора! – брат деловито поглядывает на запястье. Что-то он зачастил с этим жестом. У него новые часы, а никто не замечает и не восхищается? Если бы я обращала на подобные вещи внимание, то рискнула бы похвалить его новое приобретение, но есть риск, что часы старые, и тогда насмешек не оберёшься.

Пять человек, оказывается, – шумная и неуправляемая толпа. Не понимаю, как нас не выгнали прочь. То Анька споткнулась и летела бы вперёд ласточкой, обнимая ведро попкорна, если бы Георг не ухватил её за шкирку. Не очень красиво и эстетично, зато ни подруга, ни попкорн не пострадали. То Зефирка, мило краснея и тараторя, срочно пожелала попудрить носик, что в переводе на русский означает лишь одно: в туалет ей захотелось. Немудрено, после такого количества мороженого, помноженного на большой стакан сока.

Свои вёдра и сумки они сгрузили мне: я в туалет идти не пожелала, поэтому стояла посреди холла, обвешанная, как новогодняя ёлка. И два джентльмена облегчить участь мне не пожелали.

– Егорова, так бы и любовался тобой, – Одинцов обнаглел и руки свои ко мне протянул – волосы поправил. – Когда женщина занята, то похожа на шедевр великих мастеров прошлого.

Георг открыто хохотал, но на часы поглядывал. Точно новые. Иначе зачем он так часто делал это? Никогда раньше не замечала за ним подобной дурацкой привычки.

Девочки вернулись посвежевшие и радостные. Видимо, нашли общий язык на почве пудрения носиков или мозгов, освободили меня от вёдер и сумок, и мы двинулись в зал, окультуриваться. Я попыталась улизнуть, но тут меня настигла большая Одинцовская длань. Он схватил меня за руку. И сжал. И я посмотрела на него, ничего не понимая.

Я мечтала оказаться от Одинцова подальше, но он, судя по всему, мечтал о другом – поиздеваться надо мной. Не знаю, как получилось, а только рассадкой наших тел руководил он – великий Биг Босс. И причём у него отлично всё вышло. Первой села Анька, затем Георг, за ним Зефирка, а потом Одинцов с достоинством опустился на мягкое сиденье и усадил меня рядом. Я так и слышала приказ: «Сидеть!», сказанный его баритоно-басом. И я села, как глупая болонка, на попу ровно.