– А может… – Ева сглотнула, – а может, она мне нравится?

– Хорошо. Оставим. Будем когда–нибудь вспоминать со смехом.

– Когда–нибудь? Но мне сейчас не до смеха.

– Мне тоже. Разве ты не видишь, что я готов умолять тебя? – шепот беспокоил. Хотелось оттолкнуть Макса, вырваться из его душных объятий. Но он не позволял. Ева затихла.

– Максим, мне кажется, ты пьян.

Никогда прежде он так себя не вел. Чаще был насмешливо–холоден. Словно она маленькая девочка, которая только и умеет говорить и делать глупости.

– Я не пил. Я ничего не пил и не ел с тех пор, как ты ушла. Скажи, что ты все еще любишь меня. Скажи!

Как же легко внушить человеку чувство вины, открыто демонстрируя боль и отчаяние!

Ева вновь ощутила себя несвободной.

– Максим, прекрати. Разве сейчас можно говорить о любви? Мы оба на взводе. И, боюсь, не способны мыслить трезво.

– У нас должен быть шанс! Я сглупил, ты вспылила. Нельзя же казнить меня за это, – он говорил торопливо, боялся, что Ева прервет его. – Я боялся за тебя. Мало ли, вдруг ты снова окажешься в руках маньяка, седлавшего это с тобой?

Он погладил Еву по плечу, на котором жила чужая метка. Как же Макса бесило, что его женщину пометили, а он не может ничего сделать!

– Хорошо. Я согласна попробовать еще раз, – Ева сейчас на многое бы пошла, лишь бы вырваться из цепких рук, вдохнуть полной грудью. Поднимающаяся паника плохой советчик. Как бы снова не сорваться в галлюцинации. – Но с одним условием. Ты принимаешь меня такой, какая я есть. Со всеми моими страхами, глупостями и… татуировкой. Ни слова больше о ней.

– Согласен, – он, наконец, выпустил ее. – У меня тоже есть условие. Ты никогда не вспомнишь о моей слабости. Не в моих правилах просить. Я обычно беру. И неважно, кто передо мной: сильный или слабый. Все из–за того, что я слишком люблю тебя.

Она не захотела вновь ввязываться в спор и выяснять, что значит «слишком». Слишком для кого? Для простой девчонки, до которой снизошел небожитель? Он просил дать шанс, и Ева даст его. Для нее сейчас важнее быть в ладах с самой собой. А выяснение отношений с Максимом вполне может усугубить ее душевное расстройство.

«Боже! Я говорю уже об этом так спокойно! Скоро я приму, что я сумасшедшая».

– Мир? – Макс протянул руку.

– Мир, – Ева вложила свою.

– Во сколько у тебя завтра заканчиваются занятия?

– Около трех. Могу задержаться, последней парой контрольный опрос по математике. Может быть, придется подстраховать Ксюшу.

– Значит, жду тебя в три. Я приглашаю тебя на свидание.

Ева хотела предложить встретиться в выходные, но вспомнила, что собиралась поговорить о своих проблемах с отцом.

– Хорошо.

Максим притянул ее к себе и поцеловал в лоб. Настоящего поцелуя она сейчас не выдержала бы, и Макс это чутко уловил.

На следующий день он выглядел совсем иначе. Чисто выбритый, при галстуке, в красивом полупальто. Истинный европеец. Галантно принял сумку с учебниками и открыл переднюю дверь машины. Ева через куртку чувствовала, как ее прожигают взглядами собравшиеся у входа в общагу студентки. Максим выглядел неотразимо.

– Как контрольная?

– Сдала, – Ева сама залюбовалась женихом. Вот что ей еще надо? Он ее любит, ценит. Переступил через себя, чтобы извиниться. Чувствовала же вчера, насколько ему непросто. Но вот любит ли она?

Ева улыбнулась в ответ на улыбку Макса.

Если не считать череды ссор в последние дни, то скорее да, чем нет. Нет слепого обожания, трепыхания сердца от одного взгляда – так в юности представлялась ей любовь, но разве нынешние отношения не подразумевают иной глубины чувств? Не юношеской слепой влюбленности, а приятия отношений разумом?