Он, смутившись, отвернулся в сторону:

– Послушайте, я не уверен, что сумею в одиночку дотащить вас до дома. Придется пойти поискать кого-нибудь еще.

– А если в тачке?..

– Ладно, попробую, – вздохнул Том.

Старушка была совсем маленькая и легкая как перышко, но Том все равно с ней намучился. Потому что пахло от нее просто ужасно. Ух, как же ему не хотелось к ней прикасаться. Особенно сзади, там, где у нее вся юбка промокла. Ну конечно, если она тут пролежала со вчерашнего вечера и не могла сходить в туалет, вполне естественно, что наделала в штаны. Она же не виновата, внушал он себе. Но все равно было ужасно противно. Будь здесь Джос, она бы знала, что делать. По работе ей часто приходится ухаживать за всякими немощными и мыть их тоже. Иногда она со смехом рассказывает про стариков, у которых работает. Если честно, ничего смешного в этих рассказах нет. Но Джос любит поиздеваться над другими, есть у нее такая привычка.

Том нашел кусок брезента и прикрыл им старушку. Ему удалось взгромоздить ее на тачку и в один присест докатить до двора. Он присел на ступеньки крыльца передохнуть. Умаялся.

Из дома проникало немного света, и он сумел разглядеть, что бабулька еще старше, чем он думал. На вид ей лет сто, не меньше. Еще помрет прямо здесь, у него на глазах, мелькнула мысль. От старости. Или от голода… Она такая тощая. Он пулей влетел в дом, нашел на столе черствую краюшку, вернулся и протянул хлеб ей. Она с жадностью потянулась к ней ртом, но не смогла откусить ни кусочка.

– Надо в воде размочить, чтоб стал помягче. А то я, кажется, где-то зубы посеяла.

Она хихикнула, и Том удивленно воззрился на нее.

– Да вставную челюсть… Наверно, в огороде потеряла.

– А, так вы хотите, чтобы я…

– Да ладно, не волнуйся, обойдусь пока как-нибудь.

Том сделал для нее хлебную кашицу. Она заглотила ее в один миг. Но еще с полным ртом вдруг вскинулась:

– А мои ребятишки? Видел их?

– Вы про собаку с кошкой? Спят у печки. Послушайте, мадам, я сейчас попробую вкатить тачку в дом, хорошо? Там вам будет теплее.

Он отправился искать доску, чтобы соорудить мостик. Старушка сидела в тачке и тихо бормотала себе под нос:

– Думаешь, они прибежали бы посмотреть, что со мной? Ничего подобного. И лапой бы не пошевелили. Спорю, они даже не заметили, что меня дома нет. Поганцы такие… Жива я еще или померла, им все равно. Проголодались, бедные. Старые они у меня, такие старые, что уже ничего не соображают. Вот беда-то…

Том вернулся, уложил доску, собрался с силами и вкатил тачку с бабулькой на середину кухни. Подвез ее поближе к печке.

– Как тебя звать-то, малыш?

– Том.

– А-а… Поверни-ка тачку боком. Сможешь, малыш?

Она стала гладить собаку и кошку. Те почти не подавали признаков жизни. И она снова принялась тихонько плакать.

– Вам больно?

– Нет. Только ноги совсем не шевелятся. – Она шумно высморкалась в подол. – И еще… У меня юбка сзади вся мокрая… Вот ведь несчастье-то…

– Хотите, я сбегаю за кем-нибудь?

– Да кто сюда поедет в такую поздноту?

– Не знаю.

– Вот видишь…

Они помолчали.

– Я могу попробовать привести маму. Уж она-то знает, что делать. По работе она иногда помогает больным.

– А кем она работает?

– Помощницей по хозяйству.

– А как ее зовут?

– Джос.

– Джос? Ну и имечко… Погоди-ка. Это не она приходила сюда убираться в том году?

– Не знаю.

– Если это была она, мне кажется, мы разругались.

– Да?

– Она мне всю посуду перебила.

– Тогда это точно она.

– В остальном все было в порядке, но вот посуда… Лучше б уж не делала.

– Знаю. У нас дома все тарелки и стаканы пластиковые.