Я глянул еще раз на корчащегося Гольшанского, на лютую сечу вокруг, на столбы дыма… А потом отступил к самому краю площадки на вершине башни, набрал полную грудь воздуха – и сиганул вниз!

Сначала в лицо мне ударил воздух, в ушах засвистело, а потом – раздался жуткий треск, и зуд в спине внезапно прошел! Я как будто почувствовал опору руками, да что там руками – всем своим существом! Как будто ухватил небо в ладони, меня распирало от дикого восторга, я увидел облака близко-близко и вдруг понял: у меня – крылья!

Я лечу!!!

– …до сих пор гадают, чем вызвана череда странных пожаров в имениях великих кланов. И если горящий замок Браслава можно объяснить начавшейся междуусобицей среди магнатских родов и боестолкновениями на территории домена Сапег, то провалившаяся крыша Гольшанского замка, или сгоревший флигель лидского имения Пацов, не говоря о возгорании верхних этажей донжона Копыльской цитадели Олельковичей, весьма таинственны, – лысый ведущий в телевизоре повернулся к зрителям в профиль. – Четыре пожара магнатских замков за сутки? Совпадение? Не думаю!

– Не думает… – Рикович побарабанил пальцами по грязной столешнице. – И я – не думаю.

Мы сидели в удивительно зачумленной забегаловке, настолько дрянной, что мне казалось – таких в Минске и не осталось вовсе! Минск – город ухоженный, три его части – опричная, земская и принадлежащая аристократам – постоянно соперничали друг с другом, щеголяя чистотой тротуаров, изяществом фасадов и яркой иллюминацией. А тут – засиженный мухами портрет Государя, кофе «три в одном» в пластиковых стаканах, вонючие жареные жирные чебуреки и какой-то доисторический огромный телевизор на выкрашенной бледно-голубенькой краской кривоватой стене. И висюлька-бренчалка над дверью-ПВХ, которая цеплялась за макушку всякого, кто был выше среднестатистического кхазада.

Сыскарь покачался на пластиковом стуле, оценивающе посмотрел на меня и проговорил:

– Так вот, никто не думает, что это совпадение. Все ищут причины. Кто-то говорит, что произошедшее – такой странный хтонический инцидент: мол, вылетела тварь, полетала, пожгла и улетела. Тем паче – остаточные хтонические эманации во всех трех… Даже – четырех случаях читаются. А приборы – сбоят. И артефакты – тоже. Другие говорят – это проделки демонологов. Мол – демон с рыжим мехом и адскими крыльями, небывалой силы, может быть, даже из духов злобы поднебесной… Кто-то из аристократов взрастил редкого специалиста и теперь натравливает на конкурентов.

– НОРМАЛЬНЫЕ КРЫЛЬЯ! – возмутился дракон. – САМ ТЫ АДСКИЙ!

А я помалкивал и слушал его дальше. Я уже изучил Ивана Ивановича: если он не брызгал слюной и не бегал по потолку, а вот так вот спокойно излагал свои мысли, это значило – в целом сам Рикович и весь Сыскной приказ не против происходящего. У меня к ним тоже была парочка вопросов, но один из них задавать было рано, а второй – задавать стоило кому-то рангом повыше. Целовальник продолжал рассуждать вслух:

– Третьи считают, что сие – дело рук какого-то жутко мощного зоотерика. Но летающих зоотериков не бывает, как не бывает хоббитцев и снежных человеков…

– А что считает Сыскной приказ? – поинтересовался я.

– А Сыскной приказ считает, что аристократы охренели, и горящие крыши им пойдут на пользу, – ухмыльнулся рыжий менталист. – Горящие задницы, впрочем, тоже. Пусть бесятся! Воруют, понимаешь, наших консультантов, пользуясь их юридической безграмотностью! На кой черт ты пошел в Троицкое предместье? Почему такси на другой стороне дороги не подождал?