– А у вас найдётся какая-нибудь тряпка или старое полотенце? – осторожно спросила мама у сотрудницы, стараясь не встречаться с дочкой глазами.

– Я обязательно занесу потом… – тут же отозвалась просиявшая Настя.

Папа, конечно же, никуда не ушёл. Поворчал, покрутил у виска и целых два дня с женой и дочкой не разговаривал. Переживал. Затем всё пошло по-прежнему. Только их стало на одного кота больше.

Более того, когда через полгода в их доме появилась красавица Клеопатра, она почти сразу стала его любимицей. В дополнение к замечательной внешности, у неё был прекрасный характер. Чёрно-бело-жёлтая кошка, – трёхцветная, «счастливая» с необычайно длинной, мягкой шерстью и ярко-зелёными глазами. Ласковая, добрая и ручная. К тому же очень крупная.

– Ну почему только кошкам идёт лишний вес?!– вздыхала мама, тиская Клёпу, – толстую, вальяжную, похожую на раздобревшую на сахарных кренделях роскошную купчиху. Больше, чем есть, она любила только спать.

Клеопатра не имела ничего против человеческих рук, лишь бы при этом её не будили и не отвлекали от приёма пищи.

Как ни странно, но Клёпа тоже была из приюта. Почему никто не обратил внимания на такую яркую красавицу, уму непостижимо. Вероятнее всего, по причине того, что была она красавицей спящей. Да, возможно, это и настораживало потенциальных хозяев, наверняка её могли посчитать какой-нибудь больной. Поскольку почти всё то время, что Клеопатра не ела, она спала.

Вот так и оказалось их десять душ на 46 квадратных метров. И пусть говорят, что у животных нет души – так может считать только тот, кто с ними никогда по-настоящему не общался. Настя не станет спорить с такими людьми, не будет что-то объяснять и доказывать. Зачем? Вполне достаточно того, что она точно знает, что это неправда.

Глава 2.

Любовь к кошкам у Насти, конечно же от мамы. Они с ней вообще отлично ладят. И понимают друг друга. Часто не только с полуслова, но вообще без слов. Говорить могут часами. И это при том, что Настя далеко не самый большой любитель разговоров. И в своей остальной жизни за порогом дома, – а это только работа и выходы (опять же с мамой) к бабушке, а ещё в театр или филармонию (а что, случаются отличные концерты, между прочим) – она человек ведомый, скрытный и молчаливый.

Но, кстати, вот такие культпоходы они с мамой любят.

Вернее, мама любит, а Настю изначально брала за компанию. И Настя так привыкла, что ей кажется, что она тоже это любит. На самом деле она не знает как это «любит». Ну или «не любит». Что это вообще такое?! Нет, она любит маму и кошек, это точно, – ведь это практически весь её мир. Хотя быть может потому, что ничего другого у неё попросту нет. Ничего другого она не знает…

И уж тем более, всё что касается всего остального, то тут вообще непонятно. Она никак не может для себя более или менее чётко определить своё отношение к этому другому. Она точно знает лишь, что ей не нравится. И чего боится…

Ей плохо в незнакомой обстановке, ей не нравятся шумные сборища и развязные люди. Кстати, последних она не переносит физически. Её пугают перемены, потому что из-за них уходит почва из-под ног и исчезает с таким трудом приобретаемая уверенность. Если совсем начистоту, ей не нравится всё броское, новое, громкое, неизвестное, многолюдное, внезапное.

В подобных случаях у неё и появляется этот страх. Не то, чтобы он полностью исчезал в других обстоятельствах, но всё же в спокойной, домашней обстановке он как -то притупляется. Его, по крайней мере, можно переносить.

Наверное, самое время сказать, что это за страх. Настя боится теракта. И террористов. Вернее того, что может оказаться их жертвой. Глупо? Может быть. Нерационально? Безусловно. Но что есть, то есть. Настя не знает, откуда это у неё и даже не очень хорошо помнит, когда именно возникло, но страх этот живёт в ней и она ощущает его почти постоянно.