Остальные коты и кошки были Горновским (да, да, такая фамилия) либо подкинуты, либо взяты из приюта. Да, им время от времени подбрасывали котят, либо прямо на площадку, либо просто в подъезд. Видимо, делавшие это знали, что здесь о них позаботятся. А может кошки приходили сами, кто знает. Может вела их сюда неумолимой рукой сама судьба, решившая сжалиться над несчастными и перепоручить их заботам своим доверенным на земле, кошачьим пастырям.

Так появилась Муся, – Настя нашла её котёнком однажды в подъезде, в ноябре: мокрую, тощую и больную, с закисшими глазами и горячим носом. Сейчас это взрослая, очень даже симпатичная кошечка с выразительными глазами. Они у неё разные – один голубой, а второй слегка зеленоватый. В остальном, это самая обычная, серая кошка, но сколько же в ней грации и изящества! Настя любит за ней наблюдать. Муся очень женственная и нежная. Даже в том, как она пересекает комнату – с каким мягким благородством и достоинством держит миниатюрную голову, как симметрично и бесшумно ступает, ну манекенщица на подиуме – не меньше! – хорошо просматривается женское начало.

На это, – думает Настя, – как на огонь или море, – можно смотреть бесконечно. Смотреть и учиться.

Тишу и Басю им оставили под дверью прямо в коробке из-под обуви. Они – брат и сестра, оба сероглазые, жгучие брюнеты. Только у Баси самый кончик хвоста с такой милой, белой опушкой. И это здорово, потому что иначе их было бы непросто отличить друг от друга. Они из всех – самые жизнерадостные и весёлые. Если бы Насте потребовалось найти живое воплощение понятию «позитив» или изобразить его в рисунке, её выбор, вне всякого сомнения, пал бы на Тишку с Басей. Сколько раз эта парочка поднимала ей настроение, подсчитать даже примерно невозможно. Добрые, милые, игривые, хотя уже совсем взрослые. Они всегда вместе, как два попугайчика-неразлучника. Почти, как сиамские близнецы. Вместе спят, едят, играют. Позовёшь одного, непременно бежит и другая. Возьмёшь на руки Басю и Тишка, тут, как тут, – выписывает кренделя, трётся о ноги, заглядывает в глаза, – и меня, и меня возьми… Ну, умора! Но ревности друг к другу нет никакой. И дружат со всеми, даже с Сонькой, хотя им больше других от неё и достаётся. Но такие молодцы, – смотрит на них с умилением Настя, – не озлобились, не затаились, не выглядывают с остервенением из тёмных уголков, вынашивая планы мести, как случается иной раз у кошек. Да вот хоть Семён, – ему ещё нет и трёх лет, – абсолютно чёрный и гладкий настолько, что прямо блестит. Но так было, конечно, не всегда. Он как раз из приюта. Настя с мамой забрали его, когда, гуляя, зашли туда однажды. Он сидел в углу, нахохлившись, не ел, не пил, не вылизывал шёрстку. Настя знала, последний признак – самый опасный. И никого к себе не подпускал. Орал, царапался, впивался зубами.

– Ничего не поделаешь, будем усыплять… – вздохнула работница, – с таким характером его никто не возьмёт, но и тут он долго не протянет.

Настя переглянулась с мамой. Они друг друга поняли сразу и без всяких слов.

Тишка и Бася были крайней, окончательной и жирной точкой. Так им сказал отец. И добавил, что если единственное, но категорическое требование его не будет соблюдено, он в этом доме не останется. Уйдёт немедленно, унося с собой свою зарплату и пенсию. И жить им до конца дней своих вместе с кошками и даже без алиментов, поскольку несовершеннолетних в этом доме уже давно нет.

А потом мама с Настей снова посмотрели в угол на серый от пыли, с торчащей шерстью и слабо шипящий от злобы, жалкий, грязный комок.