Вместо этого хватка на моих запястьях становится только сильнее.
— Он не хочет, — наконец, произносит Бальтозар и поднимает на меня глаза с вертикальными зрачками.
Первая слеза стекает по моей щеке, я вздрагиваю всем телом и сглатываю, стараясь сдержать рвущееся рыдание.
— Это слишком жестоко, — шепчу я, вглядываясь в его глаза. — Ведь в итоге он сделает то, что захочешь именно ты. Поэтому... Отпусти меня.
Его лицо отражает борьбу, на его челюсти начинают ходить желваки, но все же... Я чувствую, как хватка становится слабее, и тут же вырываю руки и прижимаю их к себе, отскакивая от него в сторону двери.
Бальтозар в теле Кайрана остается стоять на месте, сжимая кулаки до побелевших пальцев.
— Я ведь... — начинают произносить мои губы против моей воли.
Я никогда не говорила этого прежде, мечтала о том, как скажу это перед жрецом на нашей церемонии. Мы были бы в красном, весь зал был бы усыпан орхидеями, а свидетелями нам была бы вся империя. И до того, как мы бы принесли клятвы, связывающие наши судьбы навечно, я бы высказала те сокровенные слова, что постоянно бились в сердце, стоило мне взглянуть на него.
Но...
Слезы, которые я была уже не в силах удерживать, хлынули лавиной, словно стремясь залечить разорванное сердце. Глупые. От соли рана болит еще сильнее. Я зажимаю рот рукой, закусываю губу и зажмуриваюсь.
— Я ведь действительно тебя ненавижу, — шепчу я и бросаюсь прочь, не видя, как оставшийся один мужчина вздрагивает всем телом.
2. ГЛАВА 2. ЭРИВАЛЬД
Когда спустя неделю затворничества я выхожу к завтраку, в доме стоит поразительная тишина. Слуги, которым обычно только дай волю, чтобы обмусолить хозяйскими дела, ходили, словно воды в рот набрав.
С одной стороны, это было благословением, перешептывания о моей ложной истинности с кронпринцем окончательно меня добили бы. С другой - такая тишина была непривычной, она словно безмолвно говорила, что все изменилось, и это внушало чувство тревоги.
Улавливая запах свежеиспеченной выпечки, я медленно спускаюсь по лестнице, скользя рукой по перилам. Мои ноги все еще чувствуют слабость, мышцы неприятно и болезненно тянет, а глаза немного щиплет. Это так глупо... Но на протяжении целых суток после того, как я вернулась из дворца, я молила дать Единого знак, что все увиденное мной ранее – лишь ошибка, что на самом деле я являюсь истинной Кайрана, что та гадина опоила или одурманила его дракона. Я без устали вновь и вновь вставала и падала на колени, рыдала, молилась и снова глотала всхлипы. Снова и снова.
Иногда я слышала, как кто-то заходил в храм, стоял на пороге, а затем уходил снова. Пару раз мне даже казалось, что меня кто-то звал, но я была глуха к звукам чужого голоса. Отчего-то я отчаянно верила в то, что чистосердечная искренняя молитва поможет мне все исправить, но похоже у Единого все же были свои планы.
— Сестра...
Погрузившись в свои мысли, я совершенно на заметила брата, который вышел из обеденной залы и сейчас стоял у подножья лестницы. Его лицо было переполнено тревогой, он то сжимал, то разжимал кулаки, будто не зная, что с ними делать.
Какая я глупая... Пусть мое сердце разбито вдребезги и растоптано, но у меня все еще есть моя семья. Как я могла заставить их так волноваться? В памяти всплыли неясные события последних дней, когда я просто кричала: «Прочь!» или «Вон!», на каждый стук в мою дверь. И вместо того, чтобы обидится, вот он мой братишка, вероятно, лучший мужчина в мире, стоит рядом с подножием лестницы и ждет меня.
На сердце немного теплеет, и я улыбаюсь.