Узколобый, помешанный на правилах женоненавистник.

— Премного благодарна, — почти шиплю я и, распахивая двери, едва ли не впечатываюсь носом в мужскую грудь.

Этот терпкий запах миндаля я могу узнать из тысячи миллионов других, а потому тут же отшатываюсь, спотыкаюсь, но сильная рука удерживает меня от падения, аккуратно придержав за талию.

— Эри... — слышу я до боли знакомый голос, к которому тянется все мое естество.

Глупое разорванное сердце жалко собирает ошметки в кучку и с надеждой ждет ласковых слов. Я действительно абсурдно глупа, прямо как и сказал ректор. Рука на талии обжигает, от соприкосновения чужих пальцев через ткань платья с моей кожей бегут мурашки, и по всему телу распространяется тепло, которое предательски скапливается внизу живота.

Я дергаюсь и быстро делаю шаг назад, отстраняясь от прикосновения. Даже оскорбления от этого узколобого женоненавистника сейчас для меня предпочтительнее когда-то столь желанных объятий. Сглатываю и склоняюсь в реверансе.

— Ваше Высочество.

Для нас обоих ситуация выглядит абсурдно, ведь таким образом я приветствую его всего второй раз в жизни. Мне как невесте и истинной паре кронпринца была дозволено опускать все формальности. Поэтому прямо сейчас мы оба чувствуем себя странно, будто все не на месте, будто все должно было быть совершенно не так.

Он делает шаг ко мне, вновь сокращая расстояние.

— Ты не должна кланяться мне. Перестань, Эри... — грудной голос зовет и манит, соблазняет и лишает решимости.

От его слов я задерживаю дыхание и, на мгновение поддаваясь этим чарам, утопаю в расплавленном янтаре его взгляда. На это самое мгновение в мире исчезает все. Его предательство и истинная. Моя боль и обида. Ректор. Академия. Исчезает даже сам мир. Остаемся только он и я. В этом мире нам можно все. Между нашими телами зарождается напряжение, оно тянет нас к друг другу, велит быть как можно ближе. И не найдется в мире никого, кто мог бы противиться такому.

Он делает шаг ко мне навстречу, удерживая мой взгляд, словно гипнотизируя. А я совершенно не хочу убегать и не нахожу ни одной причины сделать это. Но внезапно в этот мираж врывается шуршащий, словно наждачка, голос:

— Ваше Высочество! Вот уж не ожидал!

И впервые за все время пребывания в этом кабинете, мне буквально хочется расцеловать ректора. Ведь напряжение рассеивается, а мир в мгновение ока возвращается на свои места. Однако Кайран видимо не разделяет моего облегчения, потому что переводит взгляд, полный жажды убийства, мне за спину.

— Лорд Айдахо... — едва ли не рычит кронпринц.

Сегодня я уже неоднократно нарушила правила этикета, а потому я бросаю: «Прошу меня простить» и почти успеваю добраться до выхода, как мое запястье обхватывает твердая рука.

Кайран снова дергает меня на себя. Его ровные губы сжаты в одну линию, а ноздри раздуваются от гнева. Его взгляд обжигающий. Слишком пронзительный, слишком откровенный.

— Даже не смей убегать снова, — говорит он клокочущим от сдерживаемых эмоций голосом.

Я бросаю взгляд за спину, на ректора, который, кажется, развеселился еще больше, затем смотрю на Гарсию и секретаря, прибежавшего на шум. Пытаюсь вырвать руку, но он сжимает ее лишь крепче.

— Что вы делаете, Ваше Высочество? — понижаю я голос, встречая его яростный взгляд.

— Подожди меня в коридоре, — говорит он, вглядываясь в мое лицо.

Но вот, что странно. С каждым мгновением, что он смотрел на меня, сжимая мою руку, Кайран словно успокаивался. Складка меж его бровей разглаживалась, и напряжение в плечах постепенно отпускало, даже его дыхание становилось ровнее. Это выглядело так, будто Кайран был взвинчен последние несколько дней и, лишь будучи рядом со мной, смог, наконец, расслабиться... Со всей силы даю себе мысленную затрещину, чтобы прогнать даже тень подобных мыслей из своей головы.