Спела, твою мать, про любовь. Кому? Сваровскому? Да он же мне как... Кто? Брат? Нет, брат у меня один, и его место не занять даже Алексу, хоть и заботится обо мне, как Дима.

Дим, а кто он мне тогда? Лучший друг? Твой друг? Наш общий? Потому и цепляюсь за Алекса, что тебя рядом нет? И что скажешь на это, братишка? Мне сейчас столько же, сколько было тебе, когда сел на грёбаный байк и вылетел с моста, а я по-прежнему нуждаюсь в твоём одобрении при выборе мужиков. Как ты там говорил про Белова?

«Хлыщ претенциозный», — напоминает голос брата.

Точно. А про Сваровского что было?

«Ну, ты даёшь, малая. Я свою позицию чётко обозначил»

Но разве был хоть намёк на то, что между мной и Алексом возможно нечто большее, чем дружба?

«Да ты издеваешься», — злится родной голос.

Да не издеваюсь я! Ты же нормально с Андреем общался!

«Потому что ты выбрала его. Мне надо было нахер послать?»

Ну, не нахер, но братское напутствие мог же дать…

«А ты бы послушала?»

Тебя – да.

«Малая, не вали с больной головы на здоровую. Набедакурила – исправляй»

Дим, у него же Стешка. Он её с родителями везёт знакомиться на выходных, а я что? Влезу в чужие отношения после того, как сама вкусила горечь измены? Да я ж потяну на первосортную суку.

Чёрт!

— Ты вообще слышишь, что говорю?! — психует Андрей, прерывая мысленный диалог с братом.

— Заюш, — выдыхаю и тушу сигарету в пепельнице. — Иди-ка ты нахер.

Пропустив мимо ушей возмущения мужа, сбрасываю звонок.

А любовь ли это? Или нам просто было удобно вместе? Быт пополам, постоянный секс, отличный заработок и ненапряжное общение. Ревновала ли я Андрея хоть раз до этой злосчастной сцены в супружеской постели? Даже скандал устроить не вышло. Так, позлилась для приличия, а потом что? Потом ревела, потому что чётко осознала, что осталась одна у разбитого корыта. Было подобие семьи, и в миг не стало ничего. И Алекса тоже не стало, потому что Стеша его к рукам прибрала, а я сама же и всучила Сваровского в подарочной упаковке со словами: «Хватай! Классный мужик!».

— Твою мать, — упираюсь лбом в холодное стекло. — Да чтоб тебя!

Винтики в мозгу лихорадочно щёлкают, собирая картинку по кусочкам воедино.

Ну и что ты сделаешь, Марго? С чего вообще взяла, что Алекс испытывает к тебе хоть что-то, кроме братской любви и дружбы? Рискнёшь потерять его, чтобы выяснить степень привязанности? А ведь наверняка потеряешь, если у него ничего к тебе нет, потому что там, где рождаются невзаимные чувства, умирает всё остальное.

— Фак, — ударяюсь лбом.

Может, и это не любовь, а попытка выкарабкаться из одиночества? Цепляюсь за соломинку, выискивая любовь там, где ей и в помине не пахнет.

Тоненький, еле слышный голосок надежды шепчет: «Давай проверим?».

— Ой, блядь, Марго, — вновь ударяюсь лбом. — Ну только ты могла так просрать лучшего друга.

Подрываюсь с кресла и несусь в ванную, чтобы смыть с себя вчерашний стыд и похмелье. Наскоро моюсь, накладываю макияж и выбираю шмотки. Нужно что-то такое, чтобы красиво, но без намёка вроде «Сваровский, я пришла по твою душу». Выбор падает на длинную чёрную юбку-карандаш из шёлка и шерстяной свитер грубой вязки в тон. Захватываю норковый полушубок и пулей вылетаю из квартиры.

Пока стою в пробках, матерюсь на чём свет стоит. Какой-то баклан подрезает меня на светофоре, прогудев извинительное «фа-фа».

— Смотри, куда прёшь, кретин! — ору вдогонку, разумеется, больше для себя, чем для укатившего далеко вперёд БМВ.

Чтобы добраться до работы Алекса, нужно иметь если не стальные яйца, то железные нервы. А с последним после вчерашнего у меня совсем нехорошо.