Рей услышал женский смех где-то в стороне, но в темноте разобрать, кто там, было непросто. Голоса были совсем молодые и раздавались негромко, так что и слова сложно было различить. Но можно, особенно с учетом того, что уллюты не говорили красиво, предпочитая выразительную простоту.

Он рассчитывал услышать что-то о смерти Вождя, но никто не говорил об этом ни слова, разве что Ойгу, и то потому, что Рей сам просил его о помощи. Девушки болтали о своем, о девичьем: о замужестве.

И еще, как выяснилось, немного о Рее.

— Он чужак.

— Он среди нас, — возразил голос, принадлежавший явно кому-то постарше. — И твой срок скоро выйдет, Маххла. Тебе выбирать.

— Я хочу остаться среди уллютов. Это мое племя, я женщина Травы, — запальчиво выкрикнула невидимая Маххла, но тут же осеклась. — Я знаю, таков закон и таково правило. Но я не хочу.

— Мы не можем не подчиняться закону. Если ты не находишь мужа, если Вождь племени не согласен на брак, ты должна уйти.

— Спроси Телльхе, каково ей среди нас?

Рей чувствовал себя как в итальянской комедии. Не то Панталоне, которого опять обдурят, не то Труффальдино, который всегда самый умный.

— Уллюты не живут в вечной тьме и не убивают слабых детей, как люди Камня, — тяжело ответила Маххла. — Мы работаем наравне с нашими мужчинами, мы свободные женщины племени. Телльхе могла бы сгнить среди камней, но она с нами, а теперь я сгнию.

Никто пока не сказал Рею, что есть еще племена, нравы в которых… Он поморщился, припомнив уроки истории. И еще — этики: прежде чем обвинять кого-то, вспомни самого себя. История его прежнего мира могла похвастаться примерами и похуже.

Но кое-что ему стало ясно. Скорее всего, если женщина племени не находила себе мужа среди своих, ее отправляли в другое племя, пока она была крепка и детородна. Может, кто-то из изомиров надоумил их не заключать близкородственные браки, а может, племена дошли до такого вывода самостоятельно. И снова: примеры прежнего мира и обезображенные Габсбурги были знакомы, пожалуй, любому, кто не прогуливал уроки истории.

И Вождь был тем, чья воля была казнить или миловать.

Там, где нет денег и власти, за которую можно бороться, достаточно еды и нет угроз существованию, все преступления совершаются только из-за любви?

Девушки не уходили, но их разговор свелся на обычаи и одежду. Рей послушал еще немного про то, как жили дружественные, в общем, уллютам соседи, и хотя нравы самих уллютов оставались пока тайной, можно было утверждать почти со стопроцентной уверенностью, что женщины действительно пользуются свободой и почитаются как равные мужчинам. Это было то, что видел Рей, но он полагал, что достаточно и увиденного.

Имя Маххлы не было упомянуто среди имен тех, кто приходил в тот день к Вождю. Но главным было не это: никто из уллютов не был там, где росла трава с жесткой кожей, там, где можно было снять с коры ядохвоста. Возможно, шли какие-то переговоры с людьми Камня, возможно, из тех краев и привезли живое орудие преступления. Но зачем? Какой смысл убивать Вождя племени, с которым нет вражды, тем более — если обычаи и способы добывания пропитания различны, нет войны за территории, да и территорий здесь хватит на десятки огромных племен?

Рей потер руками лицо и встал. Приготовление пищи уже закончили, уллюты собирались и громко переговаривались. Рей вспомнил — Улльх собирался представить его племени. Официально назвать своим. Признать равным себе человека, который ничего не умеет толком и которого всему предстоит научить.

Он морально приготовился есть, сидя на земле, но пушистые меховые подушки, они же кресла, они же стулья, пригодились и здесь. Конечно, их не стали класть на вытоптанную пыльную землю. Котлы осторожно отнесли за пределы селения в Траву, и люди потянулись туда же — каждый со своим «пуфом», тарелкой и ложкой. За меховым стулом пришлось сходить в гаррут, а на вопрос о миске с ложкой Улльх улыбнулся и жестом велел ему идти за всеми.