В какой-то момент его бег словно потерял осмысленность. Гонимый горем, он просто скакал вперед, механически меряя копытами землю. Рею вдруг показалось, что их стук стал громче. Он с удивлением обернулся и увидел, что люди начали притопывать по земле в такт его галопу и одновременно — растягиваться в большой круг. Стук — шаг. Стук — шаг.

Улльх обернулся. Нашел Рея взглядом и кивком пригласил подойти. Рей не знал, что нужно делать, но простой, известный в любой точке мира ритм было несложно подхватить. Стук — шаг. Стук — шаг.

Они двигались все вместе, замирая, когда тело чалла на мгновение повисало в воздухе, и толкая землю ногами, стоило копытам коснуться травы. Все громче и громче, окружая стог молчаливым хороводом.

Песня Шамана, что он так и продолжал напевать все это время, тоже набрала силу, поплыла над травой, смешиваясь с ритмом людей и животного, объединяя всех в единое целое со степью, небом и общим горем.

Это было чужое горе, но Рей позволил ему проникнуть в сердце — если Вождя так искренне любило его племя, значит, это был достойный Вождь.

Наконец песнь Шамана начала стихать. Взмыленный чалл побежал медленнее, а потом и вовсе перешел на рысь. Теперь его копыта издавали дробный перестук, и, чтобы поспеть за ними, пришлось мелко топтаться на месте. Этот новый ритм, новое движение неожиданно взбодрило, заставило сбросить гипнотическое оцепенение, и, когда Шаман вдруг громко закричал, Рей присоединился к нему без подсказок, влив свой голос в общий клич.

А потом чалл остановился, и крик оборвался, оставив внутри опустошение и облегчение. По Вождю будут скорбеть еще долго, но время слез уже прошло.

«Спасибо за то, что он был со мной», — так сказала туристка, когда ее привели опознавать тело мужа. Он сорвался с откоса, катаясь на велосипеде, а такие случаи иногда бывают несообразно критичны.

«Спасибо, что ты был нашим Вождем». Скорбь бывает в благодарность. Рею тоже оставалось лишь благодарно скорбеть о том, что осталось у него позади: работа, друзья, родители, привычный мир. «Скажем так, я тоже благодарен, что у меня все это было…» Если бы люди знали, что те, кто ушли, будут скучать по ним не меньше, что их не просто не стало, что им не все равно?.. Как бы тогда выглядели все ритуалы?

Обратный путь обычно бывает короче, но после ритуальных плясок Рей почему-то устал. Ничего такого сложного в них не было, но силы будто выкачали. Шаман словно об этом знал.

— Как твое здоровье, изомир? — поинтересовался он, поравнявшись с Реем. Обратный путь уже не был частью ритуала, и все шли, как хотели.

— Все в порядке, — Рей вымученно улыбнулся. — Но устал. Это было… — он замялся, не зная, какое слово подобрать. — Необычно.

— Ты первый изомир на моей памяти, кто принял участие в первом же ритуале племени, — Шаман посмотрел на него с явным одобрением. — В твоем сердце много неба.

— Я ведь здесь теперь надолго? — осторожно спросил Рей.

Шаман глянул на него с высоты своего роста — а он был выше Рея как минимум на полторы головы. Да что Рея — он был выше даже рослого Улльха, рядом с которым Рей чувствовал себя мальчишкой.

— До конца твоего пути по Траве, — ответил Шаман тихо. — Люди приходят, но никогда не уходят… — он помолчал. — Тебе больно, я знаю. Но боль утихнет. Наша жизнь другая, но это хорошая жизнь.

— У меня не было никого, по кому бы я скучал, — соврал Рей. Но это было почти вынужденной правдой: многих вещей ему будет здесь не хватать, а люди… их будет недоставать, бесспорно, но друзья, родители справятся без него. Просто он ушел первым, а тосковать будут все. И Рей, и те, кому сообщили о его смерти. Вот если бы он завел собаку, все было бы намного сложнее. — Думаю, я справлюсь. И… есть у тебя те, кому ты доверяешь, Шаман? Как самому себе?