Вовремя прикусываю язык, чтобы не рассказать о нашем не слишком счастливом прошлом. Алексей не тот человек, с кем я могла бы откровенно обсудить все, что с нами случилось.
За приятной беседой мы уходим достаточно далеко вглубь парка. Начинает уже темнеть, в окнах домов загорается свет. Так уютно рядом с человеком мне давно не было. Я, наверное, уже и забыла, как это — просто болтать о мелочах. И главное, что меня тоже слушают.
Растираю руки, чтобы согреться. По вечерам становится прохладно, а я в майке с голыми плечами.
— Замерзла? — Лешка заботливо трогает меня за нос, как мама в детстве. — Пойдем в машину, а то заболеешь.
— Да не, нормально. Давай еще погуляем, — хочется продлить ощущение легкости и свободы.
Тогда он снимает футболку и отдает мне. Накачанные мышцы торса четко выделаются на его идеальном теле. Я сглатываю и жадно рассматриваю сильные руки в черных узорах, пока не замечаю, что Лешка, увидев мой интерес, светится, как диско-шар в клубе.
9. Глава 9
— Не надо, ты же замерзнешь, — сглатываю собравшуюся во рту слюну и смущенно опускаю глаза. Становится немного стыдно, что Лешка видел, как я его разглядываю, словно мужика полуголого не видела. Такого не видела. Никогда. Мощного, сильного, горячего. Даже дыхание перехватывает.
— Надевай. И вообще — я, может, перед тобой покрасоваться хотел. Увидишь мои мышцы и влюбишься, — демонстрирует мне бицепсы.
— Это вряд ли, — отвечаю и блаженно мурлычу себе под нос. Потому что меня окутывает аромат его духов. Что-то шипровое, немного резковатое. Но невероятно приятное и щекочущее рецепторы.
— Почему?
— Меня не мышцы, а интеллект в мужчинах возбуждает, — баррикады, которые я пытаюсь выстраивать между нами, получаются из тонкого картона. Сама же их и рушу. Почему я не могу его жестко послать? Общаясь с ним, я лишь продлеваю себе агонию. Знаю же, что потом будет тяжелее рвать. Пластырь надо отдирать резко, одним рывком.
— То есть моим мозгам ты сразу низкую оценку поставила?
— Прости, на академика не тянешь.
Мы идем совсем рядом, наши руки иногда соприкасаются. Кожа к коже. Это как удар электрошокером. Двести двадцать, не меньше. Я каждый раз вздрагиваю. Пытаюсь проанализировать свои мысли, поведение, реакции тела за последние несколько дней после встречи с Ермаковым и не могу найти логического объяснения.
С Тимуром все было по-другому. Очень медленно, со скрипом. Сначала было уважение к профессионалу и восхищение его достижениями в работе. Он долго и настойчиво добивался меня. Не ухаживал, а именно добивался. Пока окончательно не добил. Не цветами и прогулками, а своими изощренными методами.
— Да я вроде и не претендую. А вот ты опять из васаби в ледышку превратилась, — шибанутый гладит ладонью свой рельефный торс.
Мышцы меня не интересуют? Ага. Что же я глаз не могу оторвать?
— Обиделся? — совесть колет острой иголкой в сердце.
— Не имею такой привычки, — легко отвечает он.
С ним вообще очень легко и комфортно. Как будто сто лет знакомы. Не надо из себя изображать ничего. А еще он невероятно простой. Несмотря на миллионные счета. Манера одеваться, держать себя с людьми. Ни грамма заносчивости. Не надо догадываться, в каком он настроении и как себя вести. У Лешки все эмоции на лице написаны.
— Зато имеешь привычку грубо вмешиваться в чужую жизнь. А если бы у меня дома муж был? Что тогда?
— Нет у тебя ни мужа, ни детей.
Ловлю, изучаю каждый его жест, манеру говорить, расслабленную походку. И мне все до невозможности нравится. Разве так бывает, чтобы сразу и вдребезги? Я давно запретила себе чувствовать, иначе отношения с Тимуром не вывезла бы. В сердце давно Северно-Ледовитый. А пришел Лешка и своей лучезарной улыбкой растопил глыбы льда. Вместо того чтобы жестко оборвать общение и зарубить зарождающиеся чувства, я, дурочка, с каждой минутой все больше проникаюсь к нему.