— Вам уже освободили вторую комнату? — тут же спрашиваю, чтобы замять неловкость после «инцидента» в коридоре.

Хасанов окидывает меня задумчивым взглядом, несколько секунд изучая на мне свою рубашку. А затем будто вспоминает зачем пришел и протягивает мне поднос, на котором красуется золотистый омлет с поджаренными сосисками, витаминный салат и чай с какой-то булкой.

— Можешь ложиться спать. Я больше не побеспокою, — сухо отвечает он, явно восприняв мой вопрос неправильно.

Я ведь вовсе не имела в виду, что он мне мешает отдыхать. Просто волнуюсь. И у меня на то довольно веские причины:

— Завтра нам предстоит день в дороге, и вам как водителю не помешает выспаться, — настаиваю я. — Так что если вторую комнату еще не освободили, то можете ложиться здесь? — предлагаю, нервно сжимая в руках края подноса.

Сейчас он меня опять отбреет, напомнив, что я ходячая проблема. Но не спросить я не могла. Он ведь даже выглядит уставшим. Еще и раненный…

Хасанов молчит долгие секунды, будто обдумывает ответ. И наконец:

— Предлагаешь спать вместе? — вдруг ошарашивает меня прямым вопросом.

— Н-нет, конечно! — чуть громче, чем стоило бы отзываюсь я, инстинктивно отшатываясь от двери. — Я имею в виду, что могу подождать вторую комнату вместо вас. И поспать там. А вы бы уже тут легли. Я ведь и в машине завтра доспать смогу.

Вздыхает угрюмо:

— И кто ж тебя бедовую охранять должен, пока я спать буду? — хоть и обидно, но вполне резонно спрашивает он.

— Да я тут посижу тихонечко. Если вы не против, — добавляю неуверенно. Потому что под его строгим взглядом я вообще себя чувствую бестолковой вечно косячащей школьницей. — А потом в другой номер прошмыгну быстренько, и все.

— Ты уже прошмыгнула. Быстренько, — фыркает он, и мотает головой в сторону душевой. — Хватит, — отрезает строго, давая понять, что разговор окончен.

— Но вам ведь за рулем весь день ехать, — предпринимаю еще одну попытку, донести свое беспокойство до этого непробиваемого вояки. — Еще и раненный, — киваю на его перемотанное плечо. — Вам ведь вообще должен быть полный покой прописан. А вы не спите совсем, и руку напрягаете. Хотя бы поели? Почему поднос всего один?

Полковник почему-то молчит в ответ. А взгляд его делается каким-то непривычным. Будто… тоскливым что ли.

Несколько долгих секунд он изучает мое лицо. Затем открывает рот, будто сказать что-то собирается, но медлит.

Наконец хмурится как обычно:

— Так, Зорина, — прочищает горло. — Ты мне зубы не заговаривай. Приказы здесь отдаю я. Из комнаты больше не высовываться, дверь закрыть, все съесть — остывает, и спать сейчас же. Пока я добрый, — рычит так непривычно, а потом добавляет. — А будешь так себя вести — накажу. Ей богу!

— К-как? — недоумеваю я.

— Так, будто ты не Зорина жена… а моя! — рыкает грозно, и вдруг закрывает дверь прямо у меня перед носом.

А я так и остаюсь стоять с подносом еды, пытаясь понять, что сделала не так.

Я правда переборщила? Вроде ничего такого не сказала.

Спросила ел ли. И что поспать надо сказала. Плечо травмированное не напрягать. Всего-то.

Ему что, никогда таких примитивных вопросов не задавали?

Чего реагирует так остро?

Перехватываю поднос так, чтобы можно было закрыть дверь, по завету полковника. И теперь замечаю на полу рядом с собой кроссовок. Тот самый, второй. Который я бросила в коридоре и удрала, не справившись со стыдом.

Выходит полковник мне и его втихаря подпихнул? И еду принес. И комнату первой позволил занять, хотя по его лицу очевидно, что он куда сильнее, чем я нуждается в отдыхе.