— Тов-варищ команд-дир, я все понял, — Виталик будто норовит в стену втереться, настолько он уже в нее вжался.

Таким жалким я своего мужа еще ни разу в жизни не видела. И близко не стоял с тем «храбрецом», который только что душил меня у стены госпиталя.

— Значит первое, — продолжает Хасанов. — Мы с командиром госпиталя обсудили — никакого отпуска тебе не положено. Слишком целый, чтобы отдыхать. Но лишить тебя возможности побороться за отпуск мы не можем. Поэтому к ударникам на передок пойдешь.

— За что?! — взвывает Виталя.

— А разве не за что? — включается в диалог командир госпиталя. — Вон, жена твоя нарушила правила. Оказалась на территории закрытого объекта. Откуда адрес, если не от мужа? — резонно предполагает он. — Да еще и с оружием к тому же. По твоей инициативе, между прочим.

— Да я ж ей не говорил за ствол хвататься! — оправдывается сволочь.

— Мы тут все прекрасно понимаем, что с ее стороны это была самооборона, — отрезает Хасанов в мою пользу. — А ты выходит напал на безоружного гражданского. За что тебя уже посадить можно.

— Так лучше посадите!

— Не положено, — холодно цедит Хасанов. — Ты на выполнении боевого задания.

— Товарищ командир, пощадите, — взмаливается Виталик, — знаете ведь что там почти никто не возвращается.

Выглядываю из-за плеча полковника, и смотрю на мужа.

Не узнаю. Будто чужой человек.

— Ну процентов десять, — полковник пожимает плечами. — Так что у тебя, гниды живучей, есть все шансы.

— Все из-за тебя, идиотка! — шипит Виталик, вытаращив на меня глаза.

— Вовсе нет, — прерывает его Хасанов. — Это из-за тебя самого. Из-за твоей трусости, Зорин. Я тебе еще там сказал, что непременно спрошу с тебя за пацанов.

— Но ведь не было нарушений! — Виталя аж слюной брызжет.

— Не было, — соглашается командир. — Поэтому я тебя паскуду наказать не мог. А тут и повод появился. Мы ведь оба прекрасно понимаем, что как капитан ты должен был сам сдохнуть, но не подставлять ребят так подло, — его голос болезненно скрипит, так, что я даже сама проникаюсь вовсе неизвестной мне ситуацией.

Одно ясно: из-за Виталика погибли люди. Так что мое разбитое сердце — цветочки.

— Теперь будешь жизнь портить таким же долбоебам, как ты сам, — цедит полковник. — Вернешься покалеченным, тогда может и на долгожданный отдых договоришься с Виктором Евгеничем. А может даже медаль получишь.

Виталик зло пыхтит у стены и на меня смотрит как будто во всех его бедах и правда я виновна.

— Сука… — шипит одними губами.

— К слову о ней, — Хасанов явно замечает реакцию Витали на меня. — Прежде чем уйдешь — извинись.

— Чего? — Виталик явно не ожидал такого поворота событий.

Признаться и я тоже. Поэтому даже удивленно поднимаю на него взгляд, высунувшись из-за плеча.

— Плохо слышите, товарищ капитан? — полковник едва заметно приподнимает брови. — Я сказал: извинись.

— Перед кем? Перед этой с… из-за которой мне теперь…

— Последний шанс, Зорин, — рокочет полковник. — Иначе я позабочусь о том, чтобы ты точно в те десять процентов, что возвращаются, не попал.

— Извини, — нехотя выдавливает Виталик, даже не глядя на меня.

— Я не слышу, — требует Хасанов. — За что ты извиняешься, капитан?

— За то, что изменил, — шипит уже почти бывший муж. — Прости.

— Еще, — настаивает командир. — Ты ведь не только в этом отличился.

— За то, что это… — будто слова подбирает, — синяки оставил.

Ну конечно. Вместо формулировки «за то, что едва не придушил», он выбрал «синяки оставил». Будто это совершенно случайно вышло.

Плевать.

Мне и извинений его не нужно. Я хочу уже просто уйти отсюда и забыть все, как страшный сон. И больше никогда не видеть этого урода.