Отбиваю вызов. Меня колотит мелкой дрожью. Хочется одновременно плакать и убивать. В душе ещё всё дрожит и тянется к нему. Глупая надежда требует выслушать, дать шанс. Но я душу её, затыкаю ей рот. Нет! Боли и так слишком много. Не хочу ещё больше, иначе просто не выдержу…

К родительскому дому подъезжаю в полном раздрае. Но когда массивные ворота закрываются — вздыхаю с облегчением. Словно материнские объятия смыкаются за спиной. И ничего больше не страшно. Мама спасёт и убережёт от всех монстров мира.

Она встречает меня на пороге, обнимает, прижимает к себе.

— Не плачь, девочка, — гладит по спине, — он не стоит твоих слёз. Ни одной слезинки.

— Мама, почему? Почему?

— Потому что люди бывают подлыми, малыш. Бесцеремонными. Беспринципными.

— Как отец мог так доверять ему?

Мама горько хмыкает:

— Ты знаешь, каким очаровательным бывает Гена. Как он умеет убеждать, — мама ерошит мне волосы. — Идём, девочка. Напьёмся и забудем этого урода. Я уже подключила лучших адвокатов. Букреев не получит от нас и копейки. Уйдёт с тем, с чем пришёл — то есть, с голой задницей. А то ишь — королём себя возомнил. За чужой счёт.

Мы обнимаемся и идём на кухню. Мама достаёт из шкафчика вино, разливает по бокалам. Давненько мы с ней не сидели вот так. Как мать и дочь.

— За свободу! — говорю я.

Чокаемся.

Мама цитирует:

— Пусть плачут те, кому мы не достались! Пусть сдохнут те, кто нас не захотел!

Усмехаюсь:

— Воистину.

Мы пригубливаем ещё по глотку.

И тут у мамы звонит телефон. Она хватает гаджет немного нервно, подносит к уху и как-то слишком агрессивно произносит:

— Алло. Да. Поняла. Не пускайте его. Если что — вызывайте полицию.

— Что там такое?

— Генка… Примчался следом за тобой. Дерётся с охранниками…

— Генка? Сейчас?

Это странно, потому что для Гены не было ничего важнее работы. Мир мог рухнуть, а он сидел бы в офисе и постоянно обсуждал бы что-то по телефону…

— Они ведь не пропустят его?

— Не волнуйся, девочка, не пропустят. Этот дом — настоящая крепость. Он должен был знать.

Именно. Тем страннее и безумнее его поступок. А странные безумные поступки — не в характере Гены. И часть моей души снова рвётся к нему. Он там подрался. Возможно, ранен. Может, ему нужна помощь?

— Не думай о нём, малыш, — мама хлопает меня по руке. — Мне тут звонил Рустам. Спрашивал о тебе. И знаешь что… Сходи с ним на свидание. Помнишь же — клин клином.

Да, клин клином. Я попробую. Может, и впрямь получится начать всё с чистого листа.

С такими мыслями иду в свою комнату, падаю на кровать и пялюсь в потолок.

Я дома.

Больше ничего плохого со мной не случится…

_________________________

[1] От английского scam — афера, мошенничество. Чаще всего — в интернете или с помощью средств коммуникации.

4. Глава 3

Кручусь перед зеркалом, волнуюсь, меняю уже третий наряд. Мне ничего не нравится. Рустам запомнил меня юной непосредственной девочкой восемнадцати лет от роду. А теперь… Мне двадцать один, но я чувствую себя очень старой. Не могу вернуть былую беспечность и прежний лучистый взгляд…

Та Саломея безвозвратно умерла. А эта? Примет ли он эту? Повзрослевшую, познавшую другого мужчину?

В итоге выбираю довольно простую одежду — тёмные кожаные шорты, трикотажную обтягивающую кофточку с вырезом и коротким рукавом и лёгкие летние ботиночки из перфорированной кожи. Макияж тоже выбираю нейтральный. Волосы распускаю и перекидываю на одно плечо. Вот, хорошо. Выгляжу юной и беспечной, почти как раньше.

Спускаюсь вниз, застаю маму разговаривающей с кем-то по телефону. Раньше она чаще расставалась со своим гаджетом, а теперь — из рук не выпускает. Хмурится, спорит, повышает голос, ругается. И это — моя мама? Обычно такая нежная, женственная, культурная? Что происходит? Вижу, как она проходит на кухню — у нас свободная планировка, и гостиная соединена с кухней — и достаёт из-за вытяжки пачку сигарет. Серьёзно?