Как же больно. Пять лет. Как мне казалось, счастливых. И все коту под хвост. Мне казалось, мы любим друг друга. Что мы всегда будем вместе стоять против этого мира, что «Блейз» — наше родное детище… А что теперь? Что осталось теперь от этих лет, от этих чувств? Только разорванная дыра внутри и ничего больше. И я затыкаю эту дыру гротескными приключениями, в которые втянул меня Ядов.

А что будет, когда я останусь одна? Развалюсь, как старое корыто в сказке, где одна женщина слишком много хотела. Может, и я хочу слишком много? Быть единственной для такого мужчины, как Артур, слишком много для такой… как я.

— Он идиот, Яна, — не заметила, как Герман подошел ко мне.

Поддевает пальцем мой подбородок, заставляет посмотреть на себя. Когда я без каблуков, он кажется мне совсем огромным.

— Он недостоин такой женщины, как ты, — тихо говорит он, осторожно убирая с моего лба прядку волос.

— Он тоже так заливал, — хмыкаю невесело. — А потом… И ты вон такой же. Девчонка за тобой бегает, а ты всю эту ерунду с этой лже-помолвкой затеял.

— Мы с ней расстались, — откровенность за откровенность, похоже. — Так что права на сегодняшнюю выходку она не имела.

Я не отвечаю, тону в его грозовых глазах, прослеживаю за тенями, которые отбрасывают его длинные темные ресницы. Так-то я тоже хороша. Ведусь на чужого мужика, льну к нему, как будто знакома с ним не пару часов, как будто могу ему доверять. Он большими пальцами очерчивает мои скулы, вытирает слезы. Разглядывает мое лицо с каким-то странным увлечением.

— Я хочу тебя поцеловать, — вдруг проговаривает. — Не для камер. Просто так.

— Герман… — начинаю я и сама осекаюсь. Надо ли оно мне сейчас? Вот уж сомневаюсь. — Так нам будет сложнее… сотрудничать.

— Или легче, — его голос становится низким, бархатистым, обволакивающим. — Нам все же придется играть пару… На людях.

Его ладони проскальзывают на мою шею, пальцы скользят по ключицам, разминают мышцы. Едва ощутимо, но от этого еще более волнующе.

— Ты соблазняешь меня, Ядов? — я издаю нервный смешок.

— Да, — без тени стеснения говорит он. Склоняется почти к самому моему уху. — Я хочу снять с тебя это чертово платье… Хочу, чтобы ты стонала подо мной… Чтобы царапала мою спину и выкрикивала мое имя…

Кровь приливает к щекам бешеным потоком. Мне становится безумно жарко рядом с ним, до испарины на коже, до влажных ладоней. Губы немеют в странном ожидании еще не состоявшегося поцелуя. Дыхание предательски сбивается, и я хватаю обжигающий воздух, чтобы не задохнуться.

Его губы касаются мочки моего уха, а потом он втягивает ее в рот, захватив кончиком языка.

С моих губ срывается судорожный вздох, и я упираю ему ладони в грудь. Надо признать, он знает толк в соблазнении. Я буквально плавлюсь даже от таких почти целомудренных прикосновений, кожа почти зажигается под его ладонями, тлеет от его дыхания.

— Так не пойдет, Герман, — почти беспомощно выдыхаю я. — Мы договорились…

— Угу, — кончиком носа он проскальзывает вниз по моей шее. — В контракте секса не будет. Но мы же его еще не подписали.

Целует меня в шею, и вот я уже не останавливаю его, а цепляюсь ладонями в ткань его рубашки.

— Тебе не с кем трахаться? — делаю последнюю нелепую попытку все прекратить я.

— Я в том возрасте, когда неинтересно трахаться просто с любой, которая на это согласна, — чуть прикусывает мою кожу, и я прикрываю глаза, уже не стараясь скрыть дрожь. — Интересно с той, которую хочется сейчас.

Которую хочется сейчас. Вот и Артуру захотелось кого-то в моменте. И он себе не отказал, потому что он тоже не в том возрасте, и потому что все они сволочи.