Я смотрю на него непонимающе.
В этот момент даже забыв всё, из-за чего страдаю последние дни.
— Я, — выдыхаю с осторожностью, — не понимаю тебя…
Он поддаётся ближе, вглядывается в меня, обнимает за талию, пытается поцеловать.
Я дёргаюсь, словно от огня.
Только сейчас замечаю — он явно уже неделю не брился, а ещё от него едва заметно пахнет алкоголем. Это тоже нетипичная ситуация.
— Моя девочка, ты правда… ты серьёзно?
Поцеловать больше не пытается. В губы. Зато касается горячими губами скулы, там где родимое пятно. Я уже не дёргаюсь, но с дрожью ничего поделать не могу.
— Если ты выбрал её… зачем так говоришь о ней?
— Никого я не выбирал, успокойся, — он снова злится. — С самого первого дня, как она приехала сюда — за тобой, на тёплое местечко, повадилась ко мне приставать.
— Нет… — срывается с губ.
Алина всегда много говорила о парнях. Иногда смеялась над тем, что у меня никого не было, в то время как она сама меняла деревенских, как перчатки.
Мама в последние годы была против нашей дружбы.
Но мне она была как сестра. С глубокого детства повсюду вместе. Она всегда была посмелее, всегда знала, что нужно говорить — учителям, одноклассникам, парням из соседней деревни. Защищала меня. Потом, правда, мы отдалялись несколько раз — всё-таки, слишком разные. Но я до сих пор с теплом вспоминаю наше детство, глупые, наивные разговоры и игры.
А ещё как её отец напивался и порывался с охотничьим ружьём играть с домашними в прятки…
Тогда её мать прятала маленькую Алину у нас.
Её отец приходил, ревел под окнами, но моя мама всегда его выгоняла.
Мне казалось, мы можем положиться друг на друга.
Разве она могла так со мной поступить?
Намеренно. С самого начала.
— Ты такая наивная. Неглупая ведь совсем, но в некоторых вещах как ребёнок… Меня это до сих пор удивляет, — Игнат едва заметно улыбается. Будто ничего не изменилось. Будто бы мы вместе, и мой характер ему нравится. — Она решила, что раз я выбрал тебя, значит, и у неё есть шанс. Она и приехала-то за этим — найти себе мужика в твоём новом кругу. В идеале — меня.
Отрицать это больше нет сил.
Голова начинает болеть. Не хочу думать об Алине. Не сейчас. Иначе сознание потеряю.
— И ты…
— Трахал её — да, — говорит так, будто хвалится.
— Долго? — я только сейчас осознаю, что это продолжалось не один день. Что именно поэтому он тогда сказал, что Алина — первое имя, которое пришло ему голову. В тот день он пришёл чуть позже, чем я ждала. Отговорился работой, как и всегда. И в постели был удивительно нежен… Теперь ясно почему.
Становится противно.
— Ну так, — он передёргивает плечом. — Малыш, я издевался над ней… Это было просто… забавно. Это ничего не значит.
— Ты меня предал. И говоришь, что это было «забавно».
Он стискивает зубы, молчит несколько секунд, затем чеканит:
— Есть женщины для секса, есть для семьи. Тебе не нужно ни о чём беспокоиться. Я от тебя никуда не ухожу. Меня всё устраивает.
Я мотаю головой, оглушённая этими словами.
— Меня не устраивает. Мы разводимся. Прямо сейчас я уезжаю. Не хочу больше тебя видеть…
Я слышу, как лопается его терпение.
В тот момент, когда всё, что я хочу, чтобы меня просто оставили в покое. Неужели это так сложно? В тот момент, когда меня потряхивает от боли и отвращения, Игнат нависает надо мной, вцепляется в челюсть, стискивает запястья в стальной хватке и глубоко, жёстко целует, протолкнув горячий язык мне прямо в глотку.
Я не знаю, как меня не стошнило…
Он не останавливается.
Опрокидывает на кровать, целует в шею, спускается ниже.
— Пожалуйста… не надо.