Упрямая. Узнаю мою девочку. Но и воздействовать на неё у меня всегда получалось — там, где понимал, что будет лучше по-моему.

— Я не возьму.

Софа презрительно ухмыляется, окидывая меня насмешливо злым взглядом:

— Из нас двоих тебе нужнее. У меня целая компания, а ты вылетишь оттуда со свистом.

Снова эмоции. Много. В каждом слове, в уничтожающем меня взгляде. И пусть бьёт — наплевать, сейчас она живая. И неравнодушная.

Вылечу со свистом… Вряд ли Софа поверит, но это сейчас последнее, что может меня волновать.

— Беспокоишься о моём благополучии? Чтобы не нищенствовал? — не сдержавшись, слегка поддеваю.

Не знаю, на что нарываюсь. Чтобы более податливой стала, на вызов в словах повелась и уступила? Или слишком уж тянет увидеть в ней хотя бы проблеск неравнодушия? Не того, которое сейчас демонстрирует и которое только из ненависти состоит — а другого, которое было до нашей годовщины. Когда Софа искренне заботилась и беспокоилась о моих делах.

Конечно, я не настолько наивен, чтобы думать, что ей сейчас не стало в лучшем случае похер на моё благополучие. После всего того дерьма девчонка должна скорее наоборот, хотеть меня уничтожить, а не думать, как я там буду. Но… Чувства ведь сильные были. Неужели бесследно исчезли? Полностью в ненависть обратились?

Блять, я не верю, что это правда с нами происходит.

— Ничуть, — наконец выдавливает Софа сухо. Но зачем-то же паузу брала? — Ладно, заберу как компенсацию за твою подлость. Отдам на благотворительность, — заявляет то ли потому, что тоже меня знает, то ли показать, насколько ей нет дела до моего благополучия.

Мне, наверное, даже и нет дела, по каким причинам соглашается — главное, что да. От этого облегчением накатывает, но лишь мимолётным, с примесью горечи. И осознания, что я теперь таким подачкам довольствоваться буду в лучшем случае.

— Мудрое решение, — говорю чуть покровительственно, как в лучшие времена, когда Софа принимала какие-то сложные решения и опиралась в этом на моё мнение.

Загоралась всегда, когда одобрял какой-то её ход. Ей нравилось, что я гордился её успехами.

И пусть сейчас этот тон неуместен — я сам не знаю, почему не могу остановиться. Не получается говорить, как с чужой.

— Иди к чёрту, Морозов, — огрызается Софа.

Уловила, значит?

Подавляю в себе желание тоже Морозовой её назвать. У неё пока моя фамилия — но с вероятностью сто процентов уже не будет.

Блять, развод…

Пока лучше не нарываться. Вздыхаю, пространно оглядев нашу комнату. Кровать не заправлена, смятое бельё. Сегодня Софа спала тут одна.

— Я не вполне понимал, что творил, — само срывается с губ. — Не вникал. Это не оправдание, знаю. Но мне правда жаль.

Каждое слово даётся с трудом. И сам не могу объяснить себе всю ту хрень с Таней. Бесила она меня, выплеснул агрессию в сексе. До Софы и такое бывало. Всегда разделял подобные связи от любых нормальных. Но иногда тянуло и на острое. Вот только теперь как отрезало.

Не знаю, как объяснить это своей романтичной жене, у которой первым был и единственным.

Да и надо ли объяснять именно это, когда она и про прицелы на компанию в курсе? По инерции продолжал соблюдать план, цинично думал, что приятное с полезным. И жена хорошая, и компания. Типа всех всё устраивает, отличный расклад.

Пытаюсь поймать её взгляд — не даётся.

— Свали уже наконец, — только и требует враждебно.

Похлопываю пальцами по ручке чемодана, почему-то ещё колеблясь. Сам знаю, что не добьюсь тут ничего. Не сегодня.

— Я напишу тебе насчёт похорон, — всё-таки заставляю себя пойти к выходу.