Заканчиваю с полами, поправляю цветы, снова наполняю вазу. Стейк в порядке. Но лучше его поем я, Софе что-нибудь новое приготовлю. Если, конечно, хочет есть. Миска с салатом не задета вот — лишь тарелка.

— Поешь и ложись спать, —обращаюсь к жене, поморщившись ноющему ощущению в груди. Опять это чувство потери… — Утром поговорим.

Софа открывает глаза, смотрит на меня пристально, а потом усмехается:

— Когда придумаешь что-то более убедительное, чем про лифт и присоску?

Аж застываю от такой язвительной прямоты. Далеко не так пьяна у меня жена… Хотя достаточно, чтобы развязался язык. С утра она прямым текстом не говорила, что не верит. Толком и не обвиняла даже. Просто хотела, чтобы ушёл.

И без того знал, что не поверила. Может, даже хорошо, если выплеснет всё на меня. Так сможем двигаться дальше, а не застрянем в одной точке.

— Я не буду ничего придумывать, Соф, — негромко, но твёрдо обещаю. — Поговорим начистоту.

— Да что ты говоришь, — язвительно кривит губы она.

Не верит. И наверняка уже готовит колкости по поводу той моей лжи. Как будто я и без того не понимаю, как жалко она звучала.

Вздыхаю. Я, конечно, виноват, но это не значит, что у самого нет чувств. По которым жена сегодня нехило поездила. Беспокойство — ладно, с ним уже почти разобрались, но ревность…

— Хотелось бы также узнать, где была ты, — с нажимом заявляю.

Тему можно поднять тоже завтра, но слишком уж прошибает мучительной неизвестностью. Чем больше смотрю на Софу в этой непривычной одежде и с по-блядски чуть размазанной помадой — и думать ни о чём другом не получается.

— В лифте застряла, — ядовито ухмыляется она. — На весь день, прикинь?

Опять про долбанный лифт. Абсурдное объяснение в отместку моему — да даже не объяснение, а издевательство. Хотя Софа и мою херню наверняка примерно так же и воспринимала, как насмешку намеренную.

Ощущение, что меня ударяют под дых. Но у моей маленькой хрупкой жены удары точно не проставленные — сама же от них страдает. И физически так всегда было (понял это, когда хотел показать ей парочку силовых приёмов), и морально уж точно. Она аж взгляд отводит, а глаза поблёскивать начинают.

Делаю к ней шаг, тяну руки. Скорее непроизвольно, но Софа резко отшатывается:

— Не трогай меня.

Голос слишком жёсткий. Холодный даже. Замираю, не решившись ослушаться. Мог бы, конечно, напролом попереть, но слишком уж надрывно Софа требует. Словно не перенесёт моего прикосновения.

Больше никогда в жизни?

— Ты всё ещё моя жена, — не сдержавшись, напоминаю.

Хотя, конечно, ни на что этой ночью не претендую. Но слишком уж неспокойно.

— Пока, — пусто уточняет Софа.

Развод, значит, хочет? Не то чтобы я рассчитывал на обратное, но глупо отрицать, что надеялся. Всё-таки она не собирала вещи и не уезжала. Вернулась домой…

Ладно, хрен с этим всем. Все разговоры завтра.

— Я хочу просто помочь тебе с ванной и уложить спать, — осторожно уточняю, снова предприняв попытку приблизиться.

Но Софа довольно резво, словно окончательно протрезвев, уворачивается налево, выйдя из моей зоны видимости.

— Справлюсь сама, — бросает на ходу, двигаясь к спальне. — Спокойной ночи.

Делаю не до конца понятное мне самому движение в сторону удаляющейся Софы, но тут же останавливаю себя. Что бы там ни было, понятно одно: ей больно, и она злится. Нет такого, чтобы ей было не по себе или даже дискомфортно из-за связи с другим. Жена смотрела мне в глаза и в целом чувствует себя вправе на любой тон и действия. Знает, что ни в чём не виновата передо мной, а только я перед ней.

И, пожалуй, пока это то единственное, что даёт силы закрыть тему всего сегодняшнего безумия. Завтра новый день, и во многом он зависит от меня.